— Не имею ни малейшего представления, — пожал плечами Эмиль.
— Вот это здание! — Рут неожиданно остановилась. — Управление, тут же камеры для арестованных.
Они посмотрели на строение. Мрачное четырехэтажное каменное строение. Все окна первого этажа забиты фанерой. Томас увидел название улицы: Дитрихринг, 24.
— Камеры? А что это за дом? — удивился он.
— Здесь находятся спецслужбы. — Эмиль понизил голос, будто кто-то мог подслушать его слова.
— «Штази», — уточнила Рут.
Томас задрал голову. Тусклые уличные фонари блекло освещали каменные стены и окна. У него по телу побежали мурашки: попасть туда совсем не хотелось. Но он даже и представить себе не мог, насколько ничтожны окажутся его поползновения по сравнению с волей сидящих в этом здании людей.
Он тяжело вздохнул и посмотрел на морскую гладь. Вдали маячил парусник.
Уже больше десяти лет прошло после падения Берлинской стены. И вот он снова оказался в штаб-квартире органов безопасности. В нос сразу же ударил вызывающий рвоту застоявшийся запах, такой же, как от крысы, которая застряла в печной трубе их общежития (им и в голову не приходило) и спеклась там до такого состояния, что от вони стало невозможно находиться в помещении.
8
Эрленд разглядывал бывшее начальство. Эх, Марион… Сидит в своем кресле посреди гостиной с кислородной маской на лице, вдыхает газ. В последний раз он заходил сюда в рождественские праздники. Не знал, что в этот дом пришла болезнь. Коллеги сообщили, что легкие полностью разрушены непрерывным, многолетним курением, а стеноз сосудов привел к инсульту с параличом правой стороны лица и правых конечностей. Невзирая на яркое солнце за окном, в квартире царил полумрак. Медсестра приходила ежедневно. Она как раз собиралась уходить, когда вошел Эрленд.
Он уселся на глубокий диван, Марион — напротив. Дела у коллеги шли неважно. Кожа да кости. Большая голова безвольно повисла над тщедушным телом. Выцветшие волосы взлохмачены. Эрленд остановил взгляд на прокуренных пальцах и ороговевших ногтях, вцепившихся в вытертый подлокотник кресла. Спи, Марион.
Эрленда впустила в квартиру медсестра. Он молча сел и стал дожидаться, когда Марион проснется. Снова вспомнился первый день на новом рабочем месте в криминальной полиции, много лет назад.
— Что это с вами? — Марион умеет поставить в тупик. — Вы никогда не улыбаетесь, что ли?
Это были первые обращенные к нему слова. Он не знал, что ответить. Чего ждать от этого лилипуточного существа в синем облаке сигаретного дыма с вечным «Кэмэлом» в зубах.
— С чего это вам приспичило работать в уголовном розыске? — Марион не дает Эрленду даже слово вставить. — Чем вас не устраивала работа регулировщика дорожного движения?
— Думаю, что здесь от меня будет больше пользы, — промычал Эрленд.
Небольшой кабинет завален бумагами и папками. Внушительных размеров пепельница, стоящая на столе, наполнена окурками. Воздух пропитался табачным дымом, но Эрленду это не мешало. Он, заядлый курильщик, тут же достал сигарету.
— У вас особый, что ли, интерес к преступлениям? — Марион продолжает допрос.
— К некоторым. — Эрленд вынул спичечный коробок.
— К некоторым?..
— Меня занимают исчезновения, — уточнил Эрленд.
— Исчезновения? И почему же?
— Меня это всегда интересовало. Я… — Эрленд замялся.
— Так что же? Что вы хотели сказать? — Марион прикуривает новую сигарету от крохотулечного окурка старой. Тот вспыхнул в последний раз и полетел в переполненную пепельницу. — Так мучительно, что и сказать не можете? Если вы намерены тормозить и в работе, я не буду вас здесь держать. Вот так!
— Мне кажется, что пропажи людей в гораздо большей степени связаны с преступлениями, чем мы порой отдаем себе в этом отчет, — проговорил Эрленд. — У меня нет никаких доказательств. Одно только предположение.
Эрленд вернулся в реальность. Мда. Теперь Марион жадно глотает кислород. Эрленд посмотрел в окно. Только предположение, подумал он.
Наконец Марион Брим медленно открывает глаза и замечает Эрленда. Их взгляды встречаются. Марион снимает маску с лица.
— Неужели все благополучно забыли проклятых коммунистов? — Голос звучал хрипло. После инсульта рот немного съехал набок, а речь стала менее внятной.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Эрленд.
Кривая усмешка. Даже, можно сказать, гримаса.
— Случится чудо, если дотяну до конца года.
— Почему до меня эти новости дошли в последнюю очередь?
— А ты что, мне новые легкие вставишь?
— У тебя рак?
Кивок.
— Слишком много куришь, — укорил Эрленд.
— О, чего только не отдашь за сигарету, — вздыхает Марион и снова берется за кислородную маску. Украдкой следит, не вытащит ли Эрленд свою пачку.
Эрленд качает головой.
Включенный телевизор бубнит в углу комнаты. Марион бросает взгляд на экран. Маска падает.
— Что там с костями? Да, про коммунистов все забыли.
— К чему это ты о коммунистах?
— Твой начальник вчера заходил проведать меня или, лучше сказать, попрощаться. Мне никогда не нравился этот выскочка. Не понимаю, почему ты не захотел занять такой пост. В чем логика? Растолкуй мне. Тебе уже давно пора получать зарплату вдвое больше твоей нынешней и перестать бегать.
— Логики никакой и нет, — пробурчал Эрленд.
— Этот ваш начальник проговорился, что к скелету был привязан русский радиопередатчик.
— Да, мы полагаем, что это радиопередатчик и что он изготовлен русскими.
— Дай сигарету.
— Нет.
— Все равно я долго не протяну. Думаешь, от этого что-то изменится?
— Я не дам тебе сигарету. Так телефонный звонок был сделан с этой целью? Чтобы я помог тебе поскорее отойти в мир иной? Почему бы просто не попросить пустить тебе пулю в лоб?
— А ты бы сделал это для меня?
Эрленд улыбнулся. Морщинистое лицо прилипшего к креслу существа тоже на миг просветлело.
