Зарычал над головой, прижимая меня к своему плечу, не давая отодвинуться. Трахал рукой – опытно, резко, неосторожно. Я всхлипывала, царапала ногтями, пыталась извернуться, но держал, как всегда, крепко.
Окатило ледяной волной, по спине побежали мурашки – приближающийся оргазм. Знаю – грубо, знаю – не правильно, но устоять невозможно. Застонала, спрятав лицо у него на шее, двинулась навстречу руке – сдалась.
Он остановился. Облизнул свои пальцы, вытащив их из меня, схватил затылок и запрокинул мне голову. Коснулся влажными губами моих, прищурился и сказал:
– Это твоё наказание. Не вздумай закончить без меня – узнаю. Жди.
Отпустил меня, развернулся и ушёл, громко хлопнув входной дверью.
Я осталась стоять одна, дрожа от желания и от страха.
14
Недосказано и недослушано,
Сердце бьётся другими вершинами
Значит всё безнадёжно разрушено
Ну зачем же, зачем поспешили мы
Уматурман «Проститься»
Пришёл через три дня. Открыл дверь своим ключом, вошёл в спальню, бросив беглый взгляд на выпотрошенный дверной проём. Молча подошёл к постели – я села, прикрывшись одеялом.
Скинул обувь и куртку, бросив на пол. Забрался на кровать, пристально посмотрел мне в лицо и ухмыльнулся.
– Ждала?
Я кивнула, слабо улыбнувшись. Ждала. Знает, что ждала.
Вдохнул воздух возле моей шеи, скомандовал:
– Ложись.
Рухнула на спину. Одеяло медленно поползло вниз. Отшвырнул туда же – на пол. Холодный воздух из приоткрытого окна коснулся кожи, покрыв её мурашками. Провёл ладонью по ноге, сжал бедро. Тело забила крупная дрожь – изголодалась. Хотела, до безумия. Сжимала ноги, когда ходила в магазин – трусики болезненно вдавливались в промежность. Сводило ступни, если вода из биде попадала на клитор. Вздрагивала даже от дуновения холодного воздуха из окна.
Его рука накрыла лобок, большой палец коснулся чувствительной кожи. Я задержала дыхание, и посмотрела на него широко распахнутыми глазами.
Красивый. Какой красивый. Мой.
А мой ли?
– Как тебя зовут? – спросила дрожащим голосом и испугалась, что не ответит.
– Зачем тебе моё имя? – издёвка в голосе, недоверчивый прищур карих глаз.
– Мне нужно. Я должна знать, как тебя зовут, – я проскулила, умоляя.
– Ты ничего никому не должна. Запомни это.
Сказал, как отрезал. А ведь прав, мерзавец. Прав. Не должна.
Наклонился надо мной, опираясь на одну руку. Поцеловал в подбородок, прикусил его. Я поняла, что лежу слабая, безвольная – хотела бы не реагировать на его прикосновения, но не могу.
– Скажи своё имя, – попросила настойчивей.
Он удивился, тень неодобрения пробежала по напряжённому лицу.
– Скажи, – твёрдо повторила я.
Покачал головой, и продолжил гладить ладонью.
Я оттолкнула её, приподнялась на локтях, приблизившись к его лицу вплотную.
– Скажи, или ничего не будет. Можешь взять силой, но ответных ласк не жди.
Он вздрогнул, как будто ударила. Посмотрел пристально, изучая. А потом в глазах появилась грусть.
Встал, поднял куртку, скользнул в ботинки. И пошёл на выход.
– Стой! – заорала, резко подскочив и побежав за ним следом.
Ударила кулаком в спину – всё равно что стену бить.
– Почему я? Почему ты пришёл ко мне? – ударила ещё раз, сильнее – даже не шелохнулся.
Развернулся, перехватил руки, сжатые в кулаки. Поцеловал костяшки пальцев, в потом подтянул к зеркалу, висящему над комодом в прихожей.
– Посмотри на себя, – кивнул на наше отражение, – Тебе тридцать, а глаза большие и такие чистые – как у девчонки. Тело тонкое, складное – больше девятнадцати не дашь. Волосы – как зеркало, блестят на солнце. Упругие, сильные, густые, – я прикрыла глаза и покачала головой, – Смотри, – властно поднял мой подбородок, – Ты красивая. Ты умная. Ты сильная. Ты статная. Как такую не выбрать? Как на такую не обратить внимания? Скажи мне.
Провёл носом по щеке, втянул воздух – раздулись ноздри.
– Как ты пахнешь… Карамель, тёплая, горячая – а с виду снежная королева. Твой вкус – попробуешь раз, уже не забудешь. Не плачь, девочка, смотри, – он вытер мои слёзы губами и заглянул в отражение, прямо мне в глаза, – Такая как ты – мечта любого мужчины. Но не каждый имеет на тебя право. Тебя надо покорить, добиться, заслужить. Быть с тобой – дар, посланный свыше. Как ты этого не понимаешь? Тебя надо было назвать Богдана – Богом данная.
Вздрогнула, замерла. Посмотрела на него в отражении – острый подбородок, чёрная щетина, карие глаза, как омуты.
– Божена, – назвал моё имя, и я рассыпалась, разрыдалась, трясясь в его руках, – Ты… Ты лучшее, что было в моей жизни. Я бы держал тебя, никогда бы не отпустил. Никогда не посмотрел бы ни на одну другую женщину. Но я не заслуживаю тебя. Не имею права.
Он отступил, и я сползла на пол. Погладил по голове, присел передо мной, поцеловал в губы. Я зарыдала громче, вцепилась в его куртку, не отпуская. От сжал мои руки, оторвал от себя, медленно поднялся.
И ушёл.
Ушёл.
Ушёл!
Он ушёл!!!
Я забилась в рыданиях, рухнула лицом на пол. Ревела, кричала, просила вернуться. Била руками твёрдые доски, билась головой, искусала губы в кровь.
Умоляла не оставлять меня. Не оставлять одну, одинокую, никому не нужную. Красивую, но незаметную. Сильную, но слабую. Статную, но отчаявшуюся. Умную, но несмышлёную в свои тридцать лет.
Кричала, что люблю. Люблю до дрожи, люблю безумно – так, как никогда в жизни не любила. Царапала пол ногтями до крови, когда ползла к закрытой двери. Стучала в неё, словно она могла открыться и впустить меня к нему. Скулила, выла, умирала.
Да, умирала.
Он ушёл…
Доступ кислорода в лёгкие будто перекрыли, повернув заслон.
Задохнулась от боли.
15
Проститься нету сил, закрываю
Я глаза закрываю
Сквозь туман уплывая
По аллеям столицы
Проститься, за потерей потеря
И года полетели
За дождями метели
Перелётные птицы
Уматурман «Проститься»
Собирала себя по кусочкам. Поднимала часть, вырванную с мясом, и приклеивала к костям, сшивала сорванную кожу дрожащими руками. Плакала сутками напролёт, ждала.
