— Муж был простым инженером и официально работал на нефтеперерабатывающем заводе. Зарабатывал большие деньги, восемьсот долларов, — грустно признается женщина с модельной внешностью. — Для безопасности жил в лагере в Завии, но это было плохое место и плохое время для него. Однажды вечером к нему ворвались молодые разнузданные ливийцы… извините, что так говорю, но это чистая правда. Их было около пятидесяти, они убили сторожа у ворот, забили палками несколько чернокожих, троих из Эритреи и пятерых из Того. Никто из жителей лагеря не рискнул оказать им сопротивление, чтобы не быть посаженным за нападение или агрессию. Нападавшие били людей, как скот на бойне. Под конец разохотившиеся парни принесли канистру бензина. Десятерых ганцев, в том числе и моего мужа, привязали к забору, полили и подожгли. Вот и все, извините.
Чернокожая красавица грустно смотрит Малике в глаза…
— Я принес это от имени моего господина. — Чернокожий мужчина кладет конверт в выдвижной ящик.
— Хорошо. — Малика, измученная бесконечными реляциями, вздыхает с облегчением. — Ознакомлюсь и дам ответ в течение двух недель. Есть адрес, телефон или e-mail? — спрашивает она уже автоматически.
— Да, ja saida.
Последняя история такая же страшная, как и остальные, но Малике она кажется еще ужаснее. Здесь речь шла об отношении к женщинам в лагере для интернированных в Сурмане, известном своими красивыми пляжами. В жизни бы она не подумала, что там находятся такие места казни.
Моя жена, которую пригласил приехать ее брат, посол в Триполи, вышла за хлебом в ближайший магазин. Но не взяла с собой никаких документов. Мимо проезжал большой военный грузовик, а она, довольная, как раз выходила из минимаркета, неся еще теплые питы. Мужчины в кабине, заинтересовавшись красивой, стройной, элегантно одетой негритянкой, остановили машину, схватили ее, бросили на ящики и уехали. Ее брат задействовал все возможные связи и официальные пути, чтобы узнать, где находится сестра, но в Ливии все как воды в рот набрали. Прошло две недели, и его жена решила взяла дело в свои руки: она знала, как уладить даже невозможное. Женщина набила дамскую сумочку купюрами крупного достоинства и отправилась в город. Она не расставалась со своим дипломатическим паспортом, чтобы не кончить так же, как невестка. На одном из полицейских постов высокопоставленный служащий, увидев пачку динаров, не помещающуюся в дамской сумочке, пообещал помочь и предложил женщине подвезти ее. Так она оказалась в лагере в Сурмане, где, конечно, нашла мою жену Фатьму. Думаю, что это была просто случайность. Женщин поместили на складе, который приспособили к мерзким целям, разбив его на маленькие комнатушки. Это были помещения приблизительно шесть на семь метров, в которые живодеры впихнули до семидесяти человек. Болезни и голод преследовали задержанных женщин. К этому нужно прибавить ужасные гигиенические условия: на такое количество имелся только один туалет. Моя красивая жена Фатьма, мне стыдно об этом писать, была изнасилована в первый же день, а позже — многократно. То же самое произошло и с моей невесткой. Первым издевался над ней страж порядка, который должен был ей помочь, а потом во дворе день и ночь ее насиловали полицейские и охранники. Когда она уже ни на что не была годна, так как лежала ничком и была едва жива, ее бросили с той же самой целью туда, где находилась две недели ее любимая родственница. Каким-то образом собравшись с силами, женщины смешались с толпой. Ведь они не были уже такими чистыми и красивыми, как сразу по приезде, теперь ими мало кто мог бы заинтересоваться. Кроме того, свежий товар поступал в лагерь широким потоком. После успешного вмешательства на высшем уровне обе женщины смогли вернуться домой. Они скрыли правду, чтобы не ранить мужей и всю глубоко верующую мусульманскую родню. Но моя невестка не могла смириться с тем, что с ней случилось, и в ту же ночь, как вернулась, пополнила ряды самоубийц. Мне не нужно никакого финансового возмещения, только официальное извинение со стороны правительства Ливии — в качестве вознаграждения за моральный ущерб. Быть может, даст Бог, оно как-то поможет озлобившемуся сыну умершей.
На этом письмо закончилось. Малика, потрясенная до глубины души, замирает в растерянности с листком в руках: с такими требованиями она еще не сталкивалась. «Это что, Каддафи должен им написать и извиниться за отмороженных преступников-психопатов?» — задается она вопросом. Она не имеет понятия, как справиться с этим делом. Еще раз просматривает письмо и находит на последней странице напечатанное мелким шрифтом: «жительница Эритреи». Уф! Малика вздыхает с облегчением и сразу садится к компьютеру. Пишет, что ей очень жаль, но уважаемый посетитель должен подать заявление о вышесказанном деле в посольство Ливии из страны, откуда родом супруги.
— Первый dinner[20] у меня! Настоящий прием! — Малика просто дрожит от воодушевления и радости. — Мне нужно немного отдохнуть, как-то прийти в себя после этой ужасной и бесконечной работы.
— Ну конечно, доченька, мы во всем тебе поможем, ни о чем не беспокойся.
Мать старается прижать дочь к себе, но та, как всегда, остается слегка отстраненной.
— Мы справлялись со свадьбами на сто пятьдесят человек, что нам эти дипломаты… Они все едят как птички, — смеется старая женщина, довольная тем, что в доме наконец будет что-то происходить.
Малика пропадает в бюро по десять часов ежедневно, в том числе и в день приема. Но она знает, что семья постарается все сделать наилучшим образом. Женщины вытягивают из еще не распакованных свертков красивую, ручной работы иранскую фарфоровую посуду, лакированные столовые приборы, хрусталь и серебряные подносы. Все это еще раз моется и полируется. Накануне обговорили меню, и все согласились, что это должны быть традиционные ливийские блюда. Дополнительные блюда — мясные и вегетарианские buriki[21] из французского теста, kofty[22] с большим количеством петрушки, домашние кебабы из самой лучшей говядины и шаурма из курицы. Не обойдется и без паст: хумус, baba ghnusz[23] и harrisa[24].
— Помнишь, мама, как Дорота обварила руку и у нее был приступ аллергии после того, как она приготовила с нами харрису? — грустно спрашивает Хадиджа.
— Как я могу это забыть? — отвечает пожилая женщина и тяжело вздыхает. — Давно было, а кажется, будто только вчера.
Она смотрит на Марысю, которая, прикусив язык, украшает песочные пирожные. Девочка либо, как обычно, делает вид, что ничего не слышит, либо действительно не обращает внимания на этот обмен репликами — она ни на минуту не прерывает своего занятия.
