Книга Встать, суд идет! - Наталья Нестерова

После женитьбы мое имя стали часто употреблять с ненавистным мне ударением – Виктóр, потому что жену зовут Виктория. Есть замечательный американский фильм с Джули Эндрюс и Джеймсом Гарнером в главных ролях «Виктóр и Виктория». Моя жена несколько похожа на Джули Эндрюс в молодости, в ней тоже бездна обаяния. У меня с красавчиком Гарнером нет ничего общего, хотя и я симпатяга, каких поискать.

Смазливость была моим проклятьем с детства. Родители рассказывали, что, заглядывая в коляску, знакомые умилялись – ангел! Я подрос, и меня часто принимали за хорошенькую девочку с белыми кудряшками. Лет с восьми я стал требовать, чтобы меня стригли налысо. Уступил просьбам мамы – на голове у меня оставляли маленькую челку.

Однажды мы столкнулись на улице с бывшей соседкой, не виделись лет пять. Моя прическа «почти под нолик» ее не смутила. Женщина всплеснула руками:

– Такой же хорошенький! А малышом был вообще похож на маленького Ленина.

Мне захотелось пнуть эту тетку ногой или укусить за руку. Мама отлично поняла мое настроение и быстро распрощалась с ней.

– Расскажу тебе одну историю, – говорила мама по дороге. – Когда я училась в первом классе, нас должны были принять в октябрята. Это было большое и волнительное событие, потому что на груди, на школьном фартуке, засияет звездочка с портретом Ильича. Готовились мы ответственно: читали рассказы про детство вождя, учили стихи, ему посвященные, и так далее. И вот однажды, когда мы после уроков репетировали предстоящие выступления на торжественной линейке, в класс заглянула нянечка – так раньше называли в школе уборщиц – и сообщает (представь!): «Там пришел дедушка Ленин». Мы оторопели, потом возликовали и гурьбой бросились из класса. Но в коридоре стоял обыкновенный дядечка, совершенно не похожий на вождя. Девочка, которую звали Леной, воскликнула: «Это же просто мой дедушка!»

Я расхохотался, и дальнейший путь мы с мамой пропрыгали: нужно было так скакать по тротуару, чтобы не наступать на трещины в асфальте.

Мама обладала завидным чувством юмора и была неистощима на выдумки. В нашем доме постоянно звучал смех, и жизнь до болезни мамы мне помнится бесконечной веселой игрой. Конечно, по мере того, как я рос, игры усложнялись.

Я был достаточно вредным и своевольным пацаном, но мама умела найти ко мне ключик. Помню, лет в десять мама будит меня утром, а я ни в какую не хочу вставать.

Капризничаю и упрямствую:

– А почему я должен вставать, когда мне хочется спать? Не буду одеваться и зубы чистить не буду! Ничего не буду!

– Хорошо! – мирно соглашается мама. – Только я думала, что мы с тобой поиграем в игру: найди то, что не спрятано. В данном случае – твои шорты. Они на виду, но попробуй отыщи.

Я вскакиваю и начинаю рыскать по комнате. Открываю ящики шкафов, заглядываю за диван.

– Не спрятано, не спрятано, – улыбается мама. – На самом-самом виду.

На помощь я призываю папу, и мы вдвоем кружим по комнате, мама смеется.

– Иногда, чтобы узнать ответ, надо посмотреть на небо, – подсказывает мама.

Шорты висели на люстре.

Эта люстра со множеством хрустальных висюлек досталась от бабушки, папиной мамы, по наследству. Мама, кажется, не очень любила люстру, но разговаривала с ней:

– Я тебя помою. Когда-нибудь. А может, пыль веков тебе дорога? Отлично, договорились. Подкопим истории.

Мы редко смотрели телевизор, у нас находились более интересные занятия. Шарады, ребусы, головоломки, морской бой, а то и просто бой – подушками. Еще до школы я стал играть с папой в шахматы, а с мамой – в шашки. У меня были все настольные игры, которые можно было достать, и резались мы в них с большим азартом. Смешно сказать, я уже учился в институте, но иногда вечерами мы доставали потрепанные коробки с этими настольными играми, чтобы скоротать вечер.