— О вечеринках Марвина давно легенды ходят, — вставил Эндрю.
— Да, но вовсе не из-за жратвы, — возразила Пита. — Какая разница, что на стол подают, если хватает выпивки и компания славная? Пора ему наконец образумиться.
— Надеюсь, ты не изменишь мнения, отведав его фирменные спагетти, — сказала Эмма, хихикая.
— Ну так что, все в сборе? — спросила Тиффани.
— Кроме одного, — сказала Эмма, — таинственного незнакомца для Эли.
Все как по команде уставились на меня. Я почувствовала, как щеки мои залились румянцем — в тон моему платью.
— Ты брось эти штучки, Эмма! — с горячностью заявила я. — Можно подумать, будто я только что овдовевшая индианка, которая должна либо выйти замуж прямо не сходя с места, либо кинуться в погребальный костер усопшего супруга. И вообще, в этой комнате я не единственная девица на выданье.
— Верно, — кивнула Эмма.
Она тоже еще не вкусила прелестей семейной жизни, хотя с Марвином роман у нее был весьма затяжной. Они еще в колледже познакомились. Эмма сразу по уши влюбилась в Марвина, который всегда был горазд на выдумку по части совершенно невероятных костюмов. Идя на занятия, он мог вырядиться, например, в малиновый бархатный пиджак в сочетании с желтыми замшевыми туфлями на высоких каблуках. К сожалению, вскоре оказалось, что только в этом и состоит его разительное отличие от остальных студентов.
В одну ужасную ночь по чувствам Эммы был нанесен страшный удар. Их с Марвином пригласили на одну из тех студенческих вечеринок, где дозволено присутствовать лишь «в двух предметах одежды», а при условии, что один из предметов — шляпка, девушки всю ночь напролет получают выпивку бесплатно. Эмма попыталась там его соблазнить. Однако, увидев надвигающуюся на него Эмму в одном леопардовом купальнике, Марвин до того перепугался, что рыбкой вынырнул из встроенного шкафа и кинулся наутек, словно за ним черти гнались. Эмма, уязвленная до глубины души, не разговаривала с ним целых три дня. Затем они помирились и, как ни странно, зажили душа в душу. Даже сообщили всем о своем платоническом романе. С тех пор Эмму все считали девушкой Марвина.
Эмма божилась, что после той кошмарной ночи навеки излечилась от любви к Марвину, но я голову на отсечение не дала бы, что это так. Правда, дружки с тех пор у нее то и дело заводились. На любой вкус. Приятной наружности, но какие-то рыхлые. Внешне полные уроды, но зато натуры художественные. Богатые выскочки. Бедные чудаки. Ни один из них особенно не задерживался, хотя некоторые годами продолжали плакаться мне в жилетку, обвиняя в своих бедах вероломно бросившую их Эмму. Было даже время, когда я пыталась причесываться и одеваться, как моя подруга, в надежде на то, что кто-нибудь из отвергнутых ею воздыхателей разглядит во мне подходящий объект для ухаживания. Считая себя нескладехой и даже дурнушкой, я настолько привыкла оставаться неприметной и никому не нужной, что целых полгода не замечала, что на меня наконец обратили внимание.
— Между прочим, по тебе сохнет Дэвид Уитворт!
До сих пор помню, как Эмма ошеломила меня этими словами. Мы с ней выпивали и мирно беседовали у стойки бара в «Ротонде». Причем в старой доброй «Ротонде», к которой еще не прикасались руки новых владельцев, не оставивших камня на камне от уютного заведения, которое мы так любили. В те дни можно было преспокойно торчать у стойки бара, не опасаясь выколоть глаз какой-нибудь дурацкой железякой, «украшающей» полку, на которой прежде были расставлены пивные кружки. Как сейчас помню, что я стояла и неторопливо потягивала эль, когда Эмма взорвала свою бомбу.
— Дэвид Уитворт? — изумилась я. — Но ведь он обручен!
— Ну и что тут такого? — усмехнулась Эмма, пожимая плечами.
«А в самом деле, — подумала я. — Что тут такого?» Эмма тут же подозвала Дэвида к нам и начала непринужденный разговор про его машину, старенький «эскорт». Потом вдруг ни с того ни с сего выпалила про проклятый цистит, который совсем ее замучил. Добила же меня подруга тем, что преспокойно провозгласила: «Я пописать пошла!» — и исчезла, оставив меня с глазу на глаз с Дэвидом.
— Как поживает твоя невеста? — с места в карьер рубанула я, втайне довольная, что Эмма ушла. Она бы мне всю плешь проела за такие вопросы.
Ответ Дэвида меня ошеломил.
— Она мне больше не невеста, — заявил он.
Тут он слегка погрешил против истины. Лайза Браун оставалась его невестой до тех самых пор, пока мы с ним впервые не побарахтались на диване, обтянутом серым бархатом. Между прочим, происходило это в их общей с Лайзой квартире. Невеста Дэвида служила в полиции оператором мини-АТС, и смена ее в тот день заканчивалась в одиннадцать. К сожалению, вышло так, что она вернулась домой гораздо раньше. Какой-то псих вылил на нее такой поток брани по телефону, что начальство, желая помочь своей сотруднице справиться со стрессом, сочло необходимым отправить ее домой пораньше. Знало бы оно, какое потрясение ждет Лайзу дома!
Так вот, невестой Дэвида Лайза Браун перестала быть именно в тот вечер. Признаться честно, особых угрызений совести по поводу устранения соперницы я не испытывала. Пораженная моим жестокосердием, Эмма почти месяц называла меня не иначе, как Элисон-разлучницей. Разумеется, теперь, побывав в шкуре Лайзы, я поняла, что она тогда чувствовала, но раньше меня это не волновало.
— Эли, ты меня слышишь? — Голос Эммы вывел меня из оцепенения. — Я рассказывала Тиффани, что наш домовладелец наотрез отказался отремонтировать протекающий потолок в ванной. Я позвонила в фирму, через которую мы снимали жилье, но и от них толку нет. Какого черта, спрашивается, а? Чтобы заполучить наши денежки, они костьми готовы лечь, а потом, когда их о чем-нибудь попросишь, делают вид, что видят нас впервые!
С глубоким вздохом я вспомнила предрождественскую неделю, затишье перед бурей, славное и благословенное время, когда у нас впервые протек потолок. Тогда меня это мало волновало, поскольку я предвкушала, как в апреле, после свадьбы, мы с Дэвидом переберемся на новую квартиру. В результате вышло так, что мы с Эммой продлили срок аренды квартиры, расположенной прямо над мясной лавкой, еще на полгода. Для меня этот поступок был символическим: я как бы утверждалась в роли брошенной невесты, которой в ближайшие шесть месяцев радикальное изменение личной жизни не грозит.
— Да, снимать квартиру — это не сахар, — согласилась Тиффани. — Но вы, наверное, не видите смысла в том, чтобы купить жилье. Мы вот с Эндрю — другое дело. Мы друг без друга никак не обошлись бы.
— Кто знает, может, в один прекрасный день мы с Эли купим себе уютную берложку на двоих, — засмеялась Эмма. — Как тебе эта мысль, Эли? — спросила она, лукаво подмигнув. — Заживем, как две старые девы. Еще и кота заведем.
Из кухни вынырнул Марвин.
— Леди и джентльмены! — провозгласил он, вытирая обсыпанную мукой руку о штанину. — Ужин будет вот-вот готов. А пока предлагаю заморить червячка изысканными канапе моего собственного приготовления.
