— Были брошены две тефтели, не одна.
Мистер Харрис хлопает рукой по столу.
— Какая разница, сколько их было! Джон, ты набросился на Кевина. Око за око. На этом остановимся. Ты понял меня?
У него покраснело лицо, и я знаю, что спорить бесполезно.
— Да, — отвечаю я.
— Не хочу больше вас видеть, — говорит он. — Свободны.
Мы выходим из кабинета.
— Почему ты не сказал ему про свой телефон? — спрашивает Сэм.
— Потому что ему все равно. Он просто хотел вернуться к своему обеду, — отвечаю я. — И будь осторожен, — говорю я ему. — Теперь ты у Марка на прицеле.
После обеда у меня урок домоводства — не то чтобы мне так уж хочется готовить, но выбор был между ним и хором. И хотя я обладаю многими исключительными для Земли способностями, пение к их числу не относится. Так что я захожу в класс домоводства и сажусь. Это маленькая комната, и перед самым звонком входит Сара и садится рядом со мной.
— Привет, — говорит она.
— Привет.
Кровь бросается мне в лицо, и у меня немеют плечи. Я хватаю ручку и начинаю крутить ее в правой руке, а левой сжимаю угол блокнота. У меня колотится сердце. Пожалуйста, пусть мои руки не светятся. Я украдкой смотрю на ладонь и вздыхаю с облегчением: она пока нормальная. «Оставайся спокойным, — думаю я. — Это просто девушка».
Сара смотрит на меня. Внутри меня все словно превращается в кашу. Она, наверное, самая красивая девушка, которую я когда-либо встречал.
— Мне жаль, что Марк ведет себя с тобой как придирок, — говорит она.
Я пожимаю плечами.
— Это не твоя вина.
— Но вы ведь не будете драться?
— Я не хочу, — говорю я.
Она кивает.
— Он бывает настоящим придурком. Всегда пытается доказать, что он главный.
— Это показатель неуверенности в себе, — говорю я.
— Это не неуверенность. Он просто придурок.
Это точно неуверенность. Но я не хочу спорить с Сарой. К тому же она говорит так убежденно, что я почти сомневаюсь в своей правоте.
Она смотрит на засохшие у меня на рубашке пятна соуса от спагетти, тянется ко мне и снимает прилипший к волосам кусочек.
— Спасибо, — говорю я.
Она вздыхает.
— Мне жаль, что так получилось, — она смотрит мне в глаза. — Мы с ним не встречаемся, ты знаешь?
— Не встречаетесь?
Она качает головой. Я заинтригован тем, что она сочла нужным прояснить мне это. После десяти минут объяснений, как готовить оладьи, — я совсем ничего не слышал — учительница, миссис Беншофф, ставит Сару и меня в пару. Через дверь в задней части класса мы проходим в кухню, которая раза в три больше самого класса. В ней десять кухонных стоек, каждая с холодильником, полками, раковиной и плитой. Сара достает из тумбочки передник и надевает его.
— Ты мне не завяжешь? — спрашивает она.
Сначала я слишком туго затягиваю тесемки и приходится завязывать еще раз. Под пальцами я ощущаю контуры нижней части ее спины. Закончив с ее передником, я надеваю свой и начинаю сам его завязывать.
— Стой, глупый, — говорит она, берется за тесемки и завязывает.
— Спасибо.
Я пытаюсь разбить первое яйцо, но ударяю слишком сильно, и оно выливается мимо миски. Сара смеется. Она вкладывает мне в руку другое яйцо и, держа мою руку в своих, показывает, как его надо разбивать о край миски. Задерживает свою руку на моей на секунду дольше, чем нужно. Смотрит на меня и улыбается.
— Вот так.
Сара замешивает тесто, и при этом пряди волос падают ей на лицо. Я отчаянно хочу протянуть руку и заложить пряди ей за ухо, но не делаю этого. Миссис Беншофф входит в кухню и проверяет, как у нас продвигается приготовление. Пока неплохо, и это только благодаря Саре, потому что я даже не представляю, что делаю.
— Как тебе Огайо? — спрашивает Сара.
— Нормально. Вот только первый день в школе мог бы пройти получше.
Она улыбается.
— Что все-таки случилось? Я волновалась за тебя.
— Если я скажу, что я пришелец, ты мне поверишь?
— Перестань, — шутливо говорит она. — Что на самом деле произошло?
Я смеюсь.
— У меня по-настоящему тяжелая астма. По какой-то причине вчера случился приступ, — объясняю я, испытывая сожаление, что вынужден лгать. Не хочу, чтобы она подумала, будто я слабак, тем более что это неправда.
— Я рада, что тебе лучше.
Мы испекли оладьи, четыре штуки. Сара кладет их на одну тарелку. Она поливает их немыслимым количеством кленового сиропа и дает мне вилку.
Я смотрю на других учеников. Большинство едят с разных тарелок. Я отламываю себе кусок.
— Неплохо, — говорю я, прожевывая.
Я совсем не голоден, но помогаю ей съесть все. Мы по очереди берем по кусочку, пока на тарелке ничего не остается. Когда мы доедаем, у меня болит живот. Потом она моет тарелки, а я их протираю. Когда звенит звонок, мы вместе выходим из класса.
— Знаешь, для десятиклассника ты совсем не плох, — говорит она и подталкивает меня в бок. — Что бы о тебе ни говорили.
— Спасибо, а ты совсем неплоха для… кем бы ты ни была.
— Я в одиннадцатом классе.
Несколько шагов мы проходим молча.
— Ты ведь не будешь драться с Марком после уроков?
— Я хочу вернуть свой телефон. К тому же посмотри на меня, — говорю я и киваю на свою рубашку.
Она пожимает плечами. Я останавливаюсь у своего шкафчика. Она смотрит на его номер, запоминая.
— Не надо, — говорит она.
— Я и сам не хочу.
Она закатывает глаза.
— Эти мальчишки со своими драками. Ладно, до завтра.
— Хорошо тебе провести остаток дня, — желаю я.
После девятого урока, урока американской истории, я медленно иду к своему шкафчику. Я подумываю о том, чтобы тихо уйти из школы и не искать встречи с Марком. Но потом понимаю, что в этом случае меня навсегда заклеймят как труса.
Я открываю шкаф и выкладываю книги, которые мне не понадобятся. Потом я просто стою и чувствую, как во мне нарастает нервное напряжение. Мои руки все еще нормальные. Я думаю из предосторожности надеть перчатки, но не делаю этого. Глубоко вдыхаю и закрываю шкафчик.
— Привет, — неожиданно слышу я знакомый голос. Это Сара. Она оглядывается назад и снова смотрит на меня. — У меня кое-что для тебя есть.
— Но, надеюсь, не оладьи? Я до сих пор чувствую, что вот-вот лопну.
