Подавляющую часть времени, что мы провели вместе, Джон предавался воспоминаниям о Первом Земном батальоне. На его лице играла широкая улыбка, когда он рассказывал о тех секретных полуночных ритуалах, которые он в компании с другими полковниками-коллегами организовывал на военных базах после прочтения Устава Джима Чаннона.
— Огромные костры! — сказал Александер. — И парни со змеями на головах!
Он рассмеялся.
— Вам доводилось слышать о Роне? — поинтересовался я.
— Да, о Роне, который реактивировал Ури, — пояснил я.
Полковник Александер погрузился в молчание. Я тоже сидел молча, поджидая ответ. Секунд через тридцать я понял, что он не промолвит ни слова, пока я не задам какой-нибудь другой вопрос. Так я и сделал.
— Это правда, что Майкл Эчайнис убил козла простым взглядом? — спросил я.
— Майкл Эчайнис? — удивился и озадачился он. — Сдается мне, вы имеете в виду Гая Савелли.
— Гая Савелли? — переспросил я.
— Да, — сказал полковник. — Человека, который убил козла, совершенно определенно звали Гай Савелли.
4. Путь к козлиному сердцу
«Студия танца и рукопашного боя Гая Савелли» расположена в пригороде Кливленда, штат Огайо, на углу улицы по соседству с «Красным лобстером», ресторанчиком сети «Слава Богу, уже пятница!», закусочной «Бургер кинг» и гаражом «Тексако». Табличка на двери предлагает уроки «балета, степа, джаза, хип-хопа, акробатической аэробики, танца на пуантах, кикбоксинга и самообороны».
Я позвонил Гаю Савелли за несколько недель до нашей встречи. Когда он взял трубку, я представился и спросил, не мог бы он описать ту работу, которой занимался в Козлаборатории. Полковник Александер сказал мне, что Гай — гражданский. Он не связан никаким военным контрактом, так что мне казалось, что мы вполне могли бы поговорить. Однако на том конце провода повисло долгое молчание.
— А вы кто такой? — наконец потребовал он.
Я вновь представился. Затем я услышал очень печальный и глубокий стон, что-то в духе «О-о, нет, только не очередной репортер…». Как бы протестующее завывание перед лицом неумолимых и несправедливых сил судьбы.
— Я позвонил в неудобное время? — спросил я.
— Нет.
— Так вы действительно работали в Козлаборатории? — уточнил я.
— Да. — Он вновь мрачно вздохнул. — Да, и я действительно уронил там одного козла.
— Вы, наверное, уже не занимаетесь такими экспериментами?
— Да нет, занимаюсь.
Гай вновь помолчал. Затем он сказал — причем на сей раз его голос прозвучал особенно печально и тоскливо:
— На прошлой неделе я убил своего хомячка.
— Простым взглядом? — спросил я.
— Да, — подтвердил Гай.
Во плоти он оказался несколько более уравновешенным, хотя и ненамного. Мы встретились в танцевальной студии. Он уже дедушка, но до сих пор полон нервной энергии и беспрестанно перемещается по залу как одержимый. Беседа происходила в присутствии его детей и внуков (правда, не всех), а также на глазах полудюжины его учеников, которым он преподает боевой стиль кунь-тао и которые встревоженно мялись где-то с краешку. Что-то здесь явно шло не так, но я понятия не имел, в чем дело.
— Стало быть, им тоже досталось? — спросил я Гая.
— А? — встрепенулся он.
— Я насчет хомячков, — сказал я, вдруг теряя уверенность.
— Да, — кивнул он. — Они… — Тут на его лице мелькнула тень изумления. — Когда я это делаю, — медленно сказал он, — хомяки умирают…
— Да что вы? — сказал я.
— Хомяки выводят меня из себя, — сообщил Гай. Сейчас он говорил очень, очень быстро. — Они крутятся и крутятся. Вот мне и захотелось, чтобы они перестали крутиться. И я подумал: «А давай-ка я заставлю одного из них заболеть. Пусть закопается в опилки или что-нибудь в этом роде».
— Но он вместо этого умер?
— Да у меня все за пленку заснято! — выпалил Гай. — Можете сами посмотреть! — Он помолчал. — О них каждый вечер специальный человек заботился.
— В смысле?
— Ну, кормил их. Поил.
— То есть вы знали, что хомяк был здоровенький?
— Да.
— И вы начали на него пристально смотреть?
— Три дня подряд, — вздохнул он.
— Вы, должно быть, ненавидите хомяков, — предположил я.
— Да я не то чтобы специально… Но представьте, вы — мастер боевых искусств; стало быть, вы должны уметь делать нечто подобное. Что вообще такое жизнь? Удары рукой, удары ногой, и все? Или есть что-то еще?
Он прыгнул за руль своей машины и умчался домой искать кассету с записью, где хомяка «засматривают» до смерти. Пока Гай отсутствовал, его дети Брэдли и Джульетт установили треногу с видеокамерой и принялись меня снимать.
— А это зачем? — удивился я.
Молчание.
— Вам лучше у папы спросить, — наконец ответила Джульетт.
Через час вернулся Гай. С собой он принес целую стопку бумаг и фотографий, а также пару видеокассет.
— А, я вижу, Брэдли решил включить камеру, — сказал он. — Да вы не волнуйтесь! Просто мы снимаем все подряд. Вы ведь не возражаете?
Гай вставил кассету в видеомагнитофон, и мы стали смотреть запись.
На экране появилась клетка с двумя хомячками. Гай объяснил, что смотрел он только на одного из них и внушал, чтобы тот возненавидел свое колесо, в то время как второй, «нерассматриваемый» хомяк оставался в качестве контрольного экземпляра. Прошло двадцать минут.
— А вот у меня никогда не было хомячков, — наконец сказал я, — и поэтому я не зна…
— Брэдли! — оборвал меня Гай. — Ты когда-нибудь держал хомяков?
— Да, — отозвался его сын из-за стенки.
— Приходилось видеть, чтобы они выделывали вот такое?
Брэдли зашел в комнату и некоторое время смотрел на экран.
— Никогда, — сказал он.
— Нет, вы только взгляните, как он пялится на свое колесо! — воскликнул Гай.
И впрямь, подопытный хомячок демонстрировал все признаки крайнего недоверия к колесу. Он сидел в дальнем углу клетки и мрачно его разглядывал.
— А ведь раньше этот зверь просто обожал свое колесо, — пояснил Гай.
— Действительно странно, — сказал я, — хотя должен признаться, что эмоции типа осмотрительности и недоверчивости не так уж легко выявить среди этих животных.
— Вот-вот, — кивнул Гай.
— Но знаете, среди моих читателей обязательно найдутся люди, держащие хомячков.
