– Не преувеличивай, – говорю я, хоть в голову и прокрадывается мысль: а не обманывалась ли я в Гарольде? Не идеализировала ли его? Спешу прогнать ее. Говорю себе: все совершают ошибки, даже самые достойные. – Теории Гарольда насчет цветов не лишены смысла. И потом он не совсем против них, считает, что можно подарить женщине один-единственный букет в самом начале отношений. Чтобы помнила всю жизнь.
Джошуа снова ухмыляется.
– Может, он просто скряга? Жалеет денег, потому и навыдумывал разных теорий?
Впервые в жизни задумываюсь о том, что Гарольд и правда немного прижимистый. Раньше я называла это иначе… С другой стороны, может, именно раньше я и была права, а теперь лишь пребываю в слишком взбудораженном состоянии и не могу рассуждать здраво.
Приносят вино, и я делаю первый большой глоток.
– Никакой он не скряга. Всего лишь благоразумный человек, который печется о будущем.
Джошуа с преувеличенным пониманием кивает.
– Ах вот как это называется? Что ж, не буду спорить. – Смотрит на часы. – Говоришь, твой благоразумный нарисуется в восемь?
– Если ничего не изменилось, да, – отвечаю я, пытаясь представить себе минуту, когда мы с Гарольдом увидим друг друга в этом зале, и ежась.
– Уже без пяти, – говорит Джошуа. – Как нам с тобой себя вести? По определенному сценарию?
Пожимаю плечами. Вообще-то я не задумывалась, надо ли разыгрывать спектакль и какой. Была слишком занята подготовкой к ужину. До меня только теперь доходит, что я подыскивала одежду и наносила на лицо макияж, подсознательно мечтая понравиться Джошуа и совсем не заботясь о вкусе и предпочтениях Гарольда. Смешно.
– По-твоему, надо вести себя как-то по-особому? – не вполне уверенным тоном спрашиваю я.
Джошуа складывает на столе руки и чуть наклоняется вперед.
– По-моему, надо спокойно общаться. Естественность и непринужденность уместнее и достойнее всего прочего при любых обстоятельствах.
Он очень убедительно об этом говорит, и мне кажется, что держаться непринужденно у меня получится с легкостью и что на самом деле это самый верный путь. С готовностью киваю.
– Да, правильно.
Джошуа смотрит куда-то в сторону входа и прижимает руку к губам, явно сдерживая смех.
– Вот эта красотка определенно запомнит букет на всю жизнь. Если их будет не слишком много.
Осторожно поворачиваю голову, и мне в глаза бросается кричащее фиолетово-оранжевое пятно. Сами по себе цветы весьма необычные – с крупными головками, насыщенных цветов, но на фоне желтой бумаги и в таком количестве смотрятся безвкусно и дешево, куда проигрышнее моих милых гардений, хоть тот, кто купил этот букетище, наверняка выложил за него круглую сумму и определенно желал произвести впечатление. Поднимаю глаза и – о боже! – вижу сияющее довольно броско накрашенное лицо счастливой обладательницы аляповатого сокровища. Это она, та самая блондинка!
Вышагивает с победным видом и, такое впечатление, находит себя неотразимой. Хороша ли она собой? По-настоящему мне ее не оценить. В моей душе вздымается волна протеста, беспомощности и ужаса, и стать бесстрастной, хоть на несколько мгновений, у меня не получится, как бы я ни старалась. Вижу лишь торжество в ее улыбке и во взгляде, яркий макияж и серебристое платье, обтягивающее худые вихляющие бедра. Почему она ими так гордится? – стучит где-то в затылке вопрос. Лучше бы прятала…
На мужчину, что идет с ней рядом, взглядываю нехотя и мельком. Гарольд. Конечно, это мой Гарольд! Единственный на свете мужчина, которому я поклялась во всем, в чем только может клясться влюбленная женщина. Чувствую головокружение, медленно отворачиваюсь, хватаю бокал и делаю несколько жадных глотков.
Джошуа глубоко вздыхает и осторожно, явно щадя меня, бормочет:
– Ну и ну. Значит, вот он какой, твой Гарольд.
Отмечаю, хоть в голове и клубится туман, что в его голосе нет былой иронии и что Гарольда он называет по имени, не драгоценным и не обожаемым. Душа наполняется благодарностью: как хорошо, что я не одна!
Было бы неплохо сходить в туалет – смочить холодной водой виски и запястья и немного прийти в себя. Но, если я встану, Гарольд быстрее меня заметит, а я не хочу показываться ему в таком виде – растерянной и жалкой, такой, какую в самый раз бросить ради другой. Смелой, уверенной, заметной. Надо успокоиться, немного оправиться от потрясения. Не думала, что оно будет настолько сильным, ведь я знала, на что иду. Впрочем, одно дело просто знать, но совсем другое – видеть.
Приносят заказ.
– Будьте добры, еще воды, – просит Джошуа. – Холодной и желательно побыстрее. Даме нехорошо.
До меня с некоторым опозданием доходит, что речь обо мне. Официант смотрит на меня с сочувствием.
– Может, чего-нибудь еще? Какие-нибудь лекарства? В крайнем случае пригласим нашего врача, он почти волшебник.
Вымучиваю улыбку.
– Нет, спасибо. Воды будет вполне достаточно.
Парень проворно удаляется. Смотрю на Джошуа с признательностью. Если задуматься, он и прежде, в тот наш вечер, был внимательным, но все мои тогдашние мысли, как ни стыдно признаваться, сводились к другому. Впрочем, если совсем откровенно, мне отнюдь не совестно. Более того, если бы судьба дала мне возможность прожить тот день повторно, я ничего не поменяла бы.
– Ты очень верно подметил: глоток холодной воды мне сейчас не помешает…
– Угадать было нетрудно, – говорит Джошуа, глядя на меня со столь непритворным волнением, как если бы я была ему очень дорога. – Ты белая как мел. – Несколько мгновений молчит и предлагает: – Послушай, если тебе совсем невмоготу, давай махнем на них рукой и просто уйдем отсюда? Стоит ли добровольно устраивать себе пытку? Бог знает из-за чего?
Я делаю глубокий вдох и выдох, стараясь унять дрожь внутри.
– Бог знает из-за чего! Не говори так. Ты же понятия не имеешь, как мы жили с Гарольдом, о чем мечтали…
– Я сейчас не об этом, – произносит Джошуа, явно подавляя в себе нетерпение. – А о твоем здоровье, неужели не понятно?
Смотрю ему в глаза и вижу, хоть в это и трудно поверить, что ему правда не безразлично, чем обернется для меня этот ужин.
– Спасибо тебе… – бормочу я. – Но… нет. Думаю, нам лучше остаться. Обещаю: я возьму себя в руки. – Легонько шлепаю себя по щекам, дую вверх, на нос и лоб, расправляю плечи и широко улыбаюсь. – Вот! Порядок!
Джошуа негромко смеется. Официант приносит стакан воды и вазочку для цветов, без слов ставит в нее букет, окидывает меня внимательным взглядом и, едва заметно кивая своим мыслям – очевидно, выгляжу я заметно живее, – бесшумно уходит.
– Выпей воды, – произносит Джошуа с нежной строгостью отца, на попечение которого оставили расхворавшееся любимое чадо. – Станет еще легче.
