— Вы уже подыскали себе жилье?
— Да. Я сняла в Кендалле квартиру с помесячной оплатой. На следующей неделе Брайан пойдет в среднюю школу. Пару дней назад мы с ним даже ездили в парк «Дисней уорлд».[3]Я подумала, что эта поездка поможет ему отвлечься.
— Ну и как, ему понравилось?
— Очень. Да и я осталась жива. Не поймите меня неправильно, но мне кажется, что в определенном смысле это единственное место на земле, которое лучше посещать глухим.
— Я понимаю, что вы имеете в виду. — Он начал негромко напевать песенку «В конце концов, наш мир очень мал».
Она улыбнулась, улыбнулась искренне и по-настоящему, и Джек заметил, что улыбка оживила и преобразила ее. Ранее такого не случалось, но улыбка определенно шла ей.
— Теперь, когда вы заговорили об этом, полагаю, нам нужно найти кого-нибудь, кто сможет переводить меня на язык жестов, когда я буду разговаривать с Брайаном, — сказал Джек.
— Это могу сделать и я. Я выступала сурдопереводчиком, когда полиция допрашивала Брайана.
— Я предпочел бы встретиться с ним без вас.
Она сначала не поняла, о чем идет речь.
— Почему?
— Оградить ребенка от влияния матери — принятая и вполне разумная стратегия проведения беседы. Она не имеет никакого отношения ни к вам, ни ко мне, ни к сложившимся обстоятельствам. Как бы то ни было, именно так я и намерен поступить.
Она не сразу согласилась на его предложение, но постепенно сообразила, почему он настаивает на своем.
— Хорошо, но…
— Но что?
— Дайте мне день или два утрясти кое-что.
— Что именно?
— Посмотрите на себя в зеркало, Джек. Во время нашей первой встречи я показывала вам фотографию сына. Брайан непременно заметит сходство. И тогда он начнет задавать вопросы.
— Он знает или догадывается о том, что его усыновили?
— Нет. Ни Оскар, ни я никогда не говорили ему об этом. Думаю, мне предстоит долгий разговор с ним, прежде чем он увидится с вами и догадается об этом сам.
— Хорошо. Не мне вас учить, как следует поступить в подобном случае. Но я обязан предупредить вас, что мы должны поспешить. Думаю, в самое ближайшее время вам предъявят обвинение, так что мне следует решить, представлять ваши интересы или нет.
Она отодвинула в сторону свой омлет из яичных белков, к которому даже не притронулась.
— И к чему вы склоняетесь?
— Брайан — единственный человек, который был в доме в момент предполагаемого убийства вашего мужа. Так что мне необходимо поговорить с ним.
— Вы не ответили на мой вопрос.
Джек пожертвовал последний кусочек своего тоста золотистому ретриверу, который вот уже пять минут глядел на него глазами голодного ребенка. Собака убежала, а Линдси по-прежнему пристально смотрела на него с другой стороны стола, ожидая ответа. Он чувствовал себя так, словно попал в перекрестье зенитных прожекторов.
— Линдси, с самого начала я сказал вам, что не захочу защищать мать Брайана в том случае, если все будет выглядеть так, будто это она убила его отца.
— Означает ли это, что вы не будете представлять мои интересы?
— Ваш тесть дал мне некоторую не очень приятную пищу для размышлений. Очевидно, у Оскара имелось доверительное имущество — фонд, стоимость которого исчисляется семизначными цифрами. Оно должно было перейти в его полное распоряжение по достижении им тридцатипятилетнего возраста, но ведь он был кадровым военным. Ваш тесть считает, что вы убили его сына, чтобы иметь возможность покинуть базу и получить деньги.
— Это так на него похоже, — произнесла она срывающимся голосом.
— Оскар оставил вам свое доверительное имущество в завещании?
— Да.
— На какую сумму?
— Два миллиона с небольшим.
— Так что теперь оно переведено на ваше имя?
— Нет. Я смогу распоряжаться этим имуществом только в том случае, если будет доказано, что я не убивала его.
— Проклятье, Линдси. Почему вы не сказали мне об этом раньше?
— Потому что я не хотела, чтобы вы взялись за мое дело только для того, чтобы урвать жирный куш в суде по делам о наследстве. Я с превеликой радостью заплачу вам ваш обычный предварительный гонорар, но в первую очередь хочу, чтобы вы взялись за это дело ради Брайана.
— Послушайте, перестаньте нести чепуху. Для вашего уголовного дела это имеет решающее значение. Два миллиона долларов — более чем достаточная мотивация, чтобы убить своего мужа.
— Еще бы. Если бы только я знала об этом заранее. Но мне ничего не было известно вплоть до самой смерти Оскара.
— Оскар никогда не говорил вам об этом?
— Нет.
— В это трудно поверить.
— Тем не менее это правда. Пинтадо — очень странная семейка. Они очень, очень трепетно и собственнически относятся к своим членам. Уверена, что вы обратили внимание на то, что я — Линдси Харт. Не Линдси Пинтадо. Знаете почему? Потому что Алехандро Пинтадо не позволил бы своему сыну дать мне его фамилию. Тесть никогда меня не любил, и по одной-единственной причине: я не кубинка. А когда я не смогла забеременеть и подарить ему внука, который, по крайней мере, был бы наполовину кубинцем, то он вообще счел меня никчемной пустышкой.
— Мне жаль это слышать. Однако прежде чем вы начнете ругать всех кубинцев подряд, должен вас предостеречь: я сам наполовину кубинец.
— Ну да, как же.
— Это правда. Моя мать была кубинкой. Я не был воспитан в кубинском духе, но…
— Тогда вы не кубинец. Можете обманывать себя, если вам так угодно, но, если вы не были воспитаны в этой общине, вы не являетесь ее частью. Всю свою замужнюю жизнь я старалась стать для них своей, но для Алехандро я была все равно что инопланетянкой.
— Линдси, не уводите разговор в сторону. Я говорю о том, буду ли я представлять ваши интересы.
— Именно об этом я и веду речь. Вы боитесь защищать меня. Вы боитесь Алехандро Пинтадо. Вы боитесь, что, если станете защищать женщину, которую обвиняют в убийстве его любимого сына, это еще больше отдалит вас от общины, частью которой вы все равно никогда не сможете стать.
— Это нечестно.
— Не говорите мне о честности. Спросите моего мужа, что это такое.
Джек выдержал удар, хотя Линдси, похоже, уже пожалела о своих словах.
— Поверьте мне, — сказал он, — я очень сожалею о том, что случилось с вашей семьей, и я просто обязан сделать все, что в моих силах, для вашего сына.
