Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
— Луиза Ивановна, а где тут у академика парадный гардероб? — раздался голос Артемия Ивановича, и он собственной персоной появился из дверей спальной слева. — Хочу у него на время сюртуком разжиться.
Увидев поляка, он шмыгнул в дверь напротив и тут же возвратился со стаканом, наполовину заполненным водкой.
— Ну-ка, Степан, опрокинь ради нашего праздничка, тебе можно, нехристю! Да не злись ты, сегодня я тут маленькое чудо устроил! Теперь мы здесь до самого Крещения жить будем! А Луиза Ивановна у нас заместо кухарки. Да скидавай ты свою шубу! Полкан, цыц! Луиза, это мой адъютант, начальник царской охраны генерал Фаберовский.
— Да погодите вы, Ваше Величество, мне бы докуда присесть, — сказал поляк.
— Луиза, еще водки генералу! Вот, уважила. А теперь, Степан, садись на стул, я пошел делом заниматься.
Фаберовский плюхнулся на подставленный стул и расстегнул шубу. Луиза почтительно помогла ему вылезти из тяжелого мехового одеяния и поспешила укрыться на кухне. Если бы она своими глазами не видела, с какой скоростью исчез из квартиры академик Кобелевский, она решила бы, что ее пора везти в богадельню, а теперь она и не знала, что думать. Так скоро и в самом деле сюда император со двором нагрянут!
Когда первый шум в голове прошел, Фаберовский встал и, нетвердо держась на ногах, проследовал в гостиную, где завалился прямо на диван. Здесь было сравнительно тихо, основной тарарам продолжался в соседней комнате, где располагалась столовая академика. Минут через десять Фаберовский окончательно пришел в себя и отправился на разведку.
Сперва он заглянул в кабинет к академику. «Здесь побывал наш Атилла», — подумал он. Около стола горой лежали фотокарточки, выдранные из рамок, сами рамки были аккуратно разложены по размеру на зеленом сукне, а в некоторые уже въехали новые жильцы. В одну из них была вставлена фотолитография парадного портрета царя кисти Крамского с надписью, сделанной рукою Артемия Ивановича: «Любезному А.И. от Г.» Вставка с едва обсохшим от чернил пером лежала рядом.
В столовой был накрыт большой круглый стол с белоснежной накрахмаленной скатертью, украшенный вазой с букетом перевитых ленточками еловых лап. Рядом с Артемием Ивановичем, что-то колдовавшим над большим блюдом, сидел Полкан и пускал слюну. Завидев поляка, Артемий Иванович с быстротой молнии закрыл свое творение углом скатерти, обнажив соломенную подстилку под нею.
— А теперь мое чудо, Степан! — торжественно объявил Владимиров и откинул край скатерти. — Шестикрылый серафим-с. Луиза от Веберов целый таз этого добра принесла. Вот только ни одной ноги, все нищие поели. Одна была, так я ее Полкану отдал, что за гусь с одной ногой!
— Гусь! Натуральный гусь! — вскрикнул Фаберовский.
На противни лежал золотисто-коричневый, сложенный из кусков «гусь» с шестью крыльями и тремя шеями.
— Не то, что в Якутске гуси, — с гордостью сказал Артемий Иванович, любовно осматривая свое создание. — То были дикие, один шкелет с перьями, а тут тебе и луцкий, и бежецкий, и вот от индюшки крылышко. Завтра после службы разговеемся.
Луиза Ивановна отнесла «гуся» на кухню и принесла поднос с булочками из кондитерской — расчетливые немцы раздавали их нищим, так как знали, что уже вечером их никто не купит, всем будет некогда. Теперь все было готово к праздничной трапезе. На столе стояло четыре прибора — по требованию Артемия Ивановича для четности был поставлен еще один, пустой, — как он объяснил, это лучше, чем приглашать нищенку, тем более что ее уже пригласил старший дворник Савва Ерофеич. Кроме положенных по случаю Рождества кутьи из размоченных зерен и компота, первым делом на стол была подана закуска.
— Ну, я, как единственное кроме Полкана православное существо среди здешних нехристей, сажусь во главу, — сказал Артемий Иванович. — Ваши басурманские праздники прошли уже, так что теперь ухаживайте за мною.
Он подошел к своему месту, взялся за спинку стула и неожиданно для всех запел: «Рождество Твое, Христе Боже наш». Поляк с Луизой тоже из уважения к сотрапезнику встали. На глаза Артемия Ивановича навернулись слезы. Ему припомнилось, как в детстве, в родительском доме во Пскове, вот так же всей семьей вставали они в сочельник после возвращения из церкви и пели перед началом трапезы этот тропарь и рождественский кондак.
— Пойду, отпущу пиявок на свободу, — сказал он, утирая слезу рукавом. — Там у академика в банках их страсть, как много.
Он взял в кабинете у Кобелевского две большие стеклянные банки с черными пиявками и направился в сортир. Там он вылил содержимое в клозетную чашку и спустил воду. Когда он вернулся, Луиза воодушевлено объясняла Фаберовскому:
— Сначала ко мне посватался Вилли, это был мой первый любофь. Но герр Шульц сказал, что Вилли слишком юнг, есть и старший братья. Они сватались по очереди: Мартин, Георг, Арнольд, Фердинанд, Йозеф-Адольф, Генрих, Клаус, Иоганн, Франц, Карл-Густав, Курт и самый старший, Вальтер. Но герр Шульц сказал, что они тоже слишком юнги, и им нельзя жениться, пока они не станут на ноги. Он, герр Шульц, сам женился, еще не фстав на ноги, и теперь едва таскает ноги от такой жизни.
— Герр Шульц, продукция чад и мебели, — сказал поляк, потрясенный списком. — А дочери у него были?
— Конечно. Хороший немецкий отец должен иметь дочери: Амалия, Эльза, Ева, Моника и Розалия. Герр Шульц сказал, что он сам женится на мне, и последние фосемь лет уже сам сватался ко мне.
— Я, Степан, обещал ей выдать ее за этого Шульца замуж, — сообщил Артемий Иванович. — Так что ты тоже в доле. Как, Луиза, готова замуж? А то мы тебя выдадим, а ты не пойдешь? Манерам ты хоть обучена? Плясать умеешь? Кренделя всякие выделывать можешь?
— Умею танцен унд вальсен. А кренделя лучше у Вебера в кондитерской покупать, там будет фкуснее.
— Тогда заводи музыку. У тебя есть какая-нибудь шарманка? У немцев завсегда какая-нибудь шарманка или орган имеется, — пояснил он поляку.
— У меня есть музыкальный шкатулка. Подарок герр Шульц в начале сватовства.
— Надо же, обратно не взял! — воскликнул Артемий Иванович. — Благородная колбаса!
— Герр Шульц очень благородный колбаса, — согласилась Луиза. — Сейчас принесу шкатулка.
Немка ушла и принесла из своей каморки большую деревянную шкатулку с ярко раскрашенной картинкой на крышке. Под крышкой оказался симпатичный домик-шале, из которого тут же выехали две фигурки — толстая девица в пышном платье и мужчина в зеленом камзоле и охотничьей шляпе с пером, которые под веселую тирольскую мелодию закружились в танце, потом вновь заехали в домик, а когда, наконец, опять появились из него, девица поклонилась своему кавалеру и отчетливо сказала: «Данке».
— Какое непотребство! — сказал Артемий Иванович. — Ну-ка, заведи еще разок, я в окошко в домике погляжу. Черт, темно, не видать ничего!
— Пора что-нибудь съесть, а потом пан Артемий спляшет с нашей панночкой, — сказал поляк, разомлевший от водки. — Как замуж ее выдадим, так всем пляскам конец. Знай только детей рожай.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
