– На самом деле?! – завелась Лиза, но потом сникла и прошептала:
– Когда мы вбежали в кабинет, Корф стоял на коленях перед Андреем и держал его за, руку.
– А пистолет? Где находился пистолет? – разволновался Репнин.
– Он лежал у стены, за столом, – припомнила Лиза. – И что это доказывает?
– То, что, если бы Корф стрелял в Андрея оттуда, где он стоял, то, наверняка, отбросил бы его в сторону. А то, как ты описала сейчас положение пистолета в комнате, говорит о том, что он выпал из рук самого Андрея! – воскликнул Репнин.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что мой брат стрелял в себя?! Да как ты смеешь?! – вскричала Лиза. – Видеть тебя не могу, не желаю! Уходи, немедленно уходи!
– Лиза! – Репнин снова прижал ее к себе и крепко держал так, пока она опять не затихла и не заплакала. – Плачь, родная, плачь! Слезы очищают не только душу, но и голову. И тогда ты поймешь, что в этой истории не все так просто. К тому же Владимир сказал мне, что Андрей специально рассматривал пистолет. Что-то его в нем насторожило, но проверить все он не успел – пистолет выстрелил.
– И что это значит? – прошептала Лиза.
– Мы должны сами увидеть этот пистолет, – сказал Репнин, – а ты должна помочь мне попасть в кабинет князя Петра, чтобы немедленно осмотреть оружие.
– Хорошо, – едва слышно промолвила Лиза.
Она мягко высвободилась из сильных рук Репнина и утерла слезы платочком, который он подал ей. Потом Лиза поднялась и кивнула Репнину, зовя его за собой.
В кабинете Долгорукого, по счастью, никого не было. Репнин попросил Лизу постоять на страже и подошел к столу. Коробка с пистолетами по-прежнему находилась на своем месте. Репнин открыл ее, заметив про себя, что она, похоже, была и прежде открыта. Корф не упоминал, чтобы Андрей доставал ключ и отпирал ее. Потом он взял один из пистолетов и, поднеся его к лицу, сильно втянул носом воздух. Нет, из этого не стреляли. Второй отдавал характерным запахом гари, и Репнин принялся внимательно рассматривать его.
– Господи! – вдруг вскричал он – Лиза тотчас обернулась на его возглас и подбежала к столу. – Пистолет неисправен! У него поврежден боек, и сделано это умышленно.
– Ты уверен? – растерялась Лиза, пытаясь увидеть то, о чем говорил Репнин.
– Поверь мне, я разбираюсь в оружии, – кивнул тот. – Пистолет был намеренно испорчен с тем, чтобы или взорваться в руках и покалечить, или чтобы выстрелить и убить того, кто стрелял из него.
– Но кто мог сделать это? – побледнела Лиза. – Кто мог желать Андрею смерти? О, кажется, я поняла! Только один человек в последние дни постоянно крутился возле отца в его кабинете. Наша новоявленная сестра! Конечно, отец обещал включить ее в завещание, и она вознамерилась устранить всех нас по одному. И начала с Андрея! Дрянь, я убью ее!
– Остынь, Лиза! – Репнин покачал головой. – Пока все это лишь догадки, мало отличающиеся от вашего предыдущего обвинения Владимира в смерти Андрея.
– О чем ты говоришь? – не поняла Лиза.
– Любая вина должна быть доказана, – вздохнул Репнин. – Вряд ли нам удастся, исследовав пистолет, точно установить, кто повредил его.
– Но как же тогда наказать убийцу? – воскликнула Лиза.
– Тише! – Репнин приложил указательный палец к губам, призывая ее быть осторожной. – Если мы не можем предъявить следствию улик, абсолютно изобличающих преступника, мы можем заставить его сделать признание в том, что он совершил. Да-да, убийца сам расскажет, как и почему он это сделал. Только мне будет необходима твоя помощь...
Полину на свадьбу Андрея и Наташи не допустили – Долгорукая грудью легла, защищая предстоящую церемонию от ее присутствия. Князь Петр, стремившийся восстановить справедливость, выдержал тяжелейший натиск со стороны жены и, в конце концов, вынужденно уступил ее доводам. Официально Полина не была еще признана дочерью князя, а, значит, ее присутствие для соседей и родителей Наташи стало бы изрядным моветоном. Да и сам князь Петр не хотел подвергать свою Настю еще большей обструкции, а потому в его глазах решение оставить нового члена семьи дома оправдывалось благородным желанием избавить Полину от любопытных и далеко не всегда лояльных посторонних взглядов.
Внешне Полина смирилась со своим затворничеством, но в глубине души возненавидела Долгорукую еще больше. Судя по всему, именно она заправляла всем в доме, решала судьбы детей и вела хозяйство. Князь Петр, конечно, – барин, но только по названию, и к тому же – невыносимый подкаблучник. Княгиня вертела им, как хотела, и Полина подумала, что неплохо бы изучить ее тактику.
Собственная же позиция Полины была совсем нехороша. Кроме князя, который в ней души не чаял, других сочувствующих ей в имении не нашлось. Полина, правда, пыталась найти общий язык с членами вновь обретенного семейства, но это ей так и не удалось. Она пробовала подружиться с Соней, но после того, как сморозила несусветную глупость про ее карандашные портреты, назвав их по простоте душевной черканием, младшая Долгорукая совершенно утратила к ней еще не устоявшийся интерес и снисходительность.
С Лизой у Полины не заладилось с первого взгляда, ибо Лиза так и не смирилась с тем, что именно Полина оказалась потерянной дочерью князя Петра. Не такой представляла себе Лиза Анастасию и другую принять не смогла. Лиза все время заставляла Полину пересказывать историю ее жизни, словно искала несоответствия деталей, которые могли бы уличить ту в обмане. И не верила, что эта примитивная и похотливая девица и есть то самое бедное дитя отца, которое нарисовало ей ее богатое воображение.
И более всего Лизу настораживало поразительное равнодушие Полины к судьбе своей матери.
Лиза неоднократно – то намеками, то прямым советом – пыталась заставить Полину навестить мать, ожидавшую в тюрьме разбирательства по ее делу. Но та под разными предлогами каждый раз отказывалась встречаться с Марфой. Что-то здесь не так, думала Лиза, я бы первым делом кинулась к матери, а эта – присосалась к богатому папеньке и шагу из дома не ступит, все вкруг него кольцами ходит и по-собачьи преданно смотрит в глаза.
А Полине эти переживания действительно были невдомек – появление князя-отца и впрямь невероятно возвысило ее в собственных глазах и сделало, по ее мнению, недосягаемой для других. Мать? Кто такая эта мать? Бывшая крепостная, что родила ребенка от барина? Но ей никогда не стать княгиней, в то время, как Полина, будучи официально признанной, обретет все права не только называться дворянкой, но и стать таковой.
Конечно, у Долгоруких детей много, да еще вот Андрей Петрович так некстати надумал жениться – еще чего доброго, быстро дети пойдут, внуки-наследнички. Но Полина надеялась, что молодые жить в Двугорском не станут – уедут себе в столицу да в заграницы, а уж ей того и надо! Лизку, если что, Андрей Платонович Забалуев к ногтю припрет – все-таки муженек, никуда от него не денется, пару раз кулаком стукнет – да не просто по столу – и станет, как шелковая. И хорошо, что про княгиню-то судачат, что на голову заболела – надо будет князя убедить сплавить ее подальше! – на воды там, а чтобы не скучала: Соньку-художницу ей в компанию, и пусть разъезжают по курортам в свое удовольствие.
