Омраченные болью черные глаза Джонни открылись, чтобы невидяще уставиться в потолок. Проклятая моя шкура! Накажите меня вечными муками! Мало того, что в пьяном угаре я лишил девушку невинности, но я не остановился на этом!
Джонни зажмурил глаза, как только он вспомнил об остальной части этой длинной ночи.
«Боже мой!» громко простонал Джонни, когда почувствовал разрыв нежной женской плоти и увидел выражение боли на хорошеньком личике Невады.
Он немедленно отпустил ее и, взяв руками за плечи, попытался осторожно приподнять ее настолько безболезненно, насколько возможно. Но Невада упрямо покачала головой, еще крепче прижалась к нему, и так сжала его своими напряженными бедрами, что он не смог остановиться.
И после этого, одурманенный выпитым виски и шампанским, он умудрился отбросить все свои представления о нормах поведения взрослого ответственного человека. Он лежал под извивающейся красивой девушкой, загипнотизированный видом ее обнаженных грудей, ее матовых бедер; ее теплая близость воспламенила его, вытеснив из головы все трезвые мысли и благие намерения.
После всего этого он понес ее в роскошную ванную комнату, поднялся на устланные ковром ступени к мраморной ванне, и погрузился в воду, не выпуская девушку из рук. Он вымыл ее и себя, поднялся из воды, велев ей оставаться там, где она была. Оставляя потоки воды и мыльные пузыри на роскошном ковре, он быстро вернулся, неся холодное шампанское и два сверкающих бокала.
Они сидели в ванне и пили шампанское до трех часов, когда Невада зевнула и сказала:
— Джонни, я засыпаю.
— Я знаю. Давай немного отдохнем, сладкая, — ответил он.
Но, когда она встала в ванне и бессознательно потянулась всем своим маленьким стройным телом в сверкающих капельках воды, он захотел ее снова.
— Подожди, любимая, — попросил Джонни, продолжая полулежать в ванне.
— Что такое? — сонно спросила она, позволяя мыльным пузырям скользить по ее розовой груди, округлым бедрам и стройным ногам; ее ничем не прикрытое тело отражалось в высоких зеркалах, окружавших ванну.
Дотянувшись до ее руки, Джонни сжал тонкие пальцы, поднялся, встал на одно колено и притянул ее к себе. Прижав лицо к ее скользкому животу, он стал горячо целовать ее чистое гладкое тело, не обращая внимания на привкус мыла на языке.
— Джонни, — слабо возразила она.
Неохотно подняв голову, Джонни усмехнулся, сморщил губы и сильно дунул, уничтожив гроздь мыльных пузырей, соблазнительно прилипших к угольно-черным кудрям между ее бедер. Невада засмеялась, но когда его смуглое лицо приблизилось к ней, она схватила его за волосы и отвела голову назад.
— Джонни!
Улыбнувшись, он гибко выпрямился перед ней, взял на руки, и поцеловал. Когда его губы оторвались от нее, он положил ладонь на ее затылок и прижал лицо к своей влажной груди. Поверх ее головы он видел их отражения в зеркалах. Пока он неторопливо восхищался стройным изгибом ее голой спины, узкой талии и небольшой округлой попки, Невада теплым приоткрытым ртом прижалась поцелуем к его груди.
Так они стояли в мраморной ванне, покрытые переливающимися мыльными пузырями, все более возбуждаясь с каждым долгим поцелуем, каждым прикосновением, каждым взглядом на свои обнаженные сплетенные тела, отраженные в зеркалах. Подчиняясь желанию, они покинули мраморную ванну, но не вернулись к кровати.
Влажные, скользкие, охваченные страстью, они сплелись неистово на мягком голубом ковре перед высокими позолоченными зеркалами, наслаждаясь друг другом, навсегда запоминая эту эротическую картину взаимной любви.
Это повторялось снова и снова, когда они вновь не оказались в мягкой постели. Каждый раз, решив, что пора спать, они лениво целовали друг друга на ночь. Когда их поцелуи, заблудившись, спускались ниже, медленный огонь непременно начинал сжигать их. Наконец приятная сонная истома охватила их и погасила огонь. Они медленно, лениво ласкали друг друга, и, когда они вместе достигли экстаза, это стало самым приятным, самым глубоким наслаждением за всю ночь.
— Я люблю тебя, Джонни Роулетт, — счастливо сказала Невада, лежа на нем, прижимаясь щекой к его груди, когда их тела все еще составляли единое целое.
Эти слова звучали в ушах Джонни, пока он лежал голым в резком утреннем солнечном свете. Протрезвевший Джонни чувствовал вину и сожаление, что он лишил девственности глупенькую наивную девушку, которая, смыв с лица краску и пудру, выглядела не старше пятнадцати лет.
Движимый единственным желанием — одеться и уйти, Джонни осторожно снял руку Невады со своей груди, передвинулся к краю кровати, спустил на пол длинные ноги и встал. Не отводя взгляда от спящей женщины, он обогнул большую кровать, собрал разбросанную одежду и поспешил в соседнюю комнату.
Он уже оделся и отсчитывал банкноты, собираясь уйти, когда Невада произнесла его имя. Джонни подскочил, как от выстрела, и обернулся к ней.
Невада стояла в открытом дверном проеме, завернутая в простыню, с озадаченным выражением лица. Он положил деньги на стол.
— Почему ты не разбудил меня, Джонни?
— Я… не стоило… — Он пожал широкими плечами.
— Ты уходишь?
Невада подняла руку, чтобы убрать с лица растрепавшиеся за ночь волосы.
— Да, Невада.
Она босиком пересекла комнату, придерживая простыню одной рукой, тряхнула головой, как будто пытаясь понять его.
— Но почему? Я думала… Джонни, не оставляй меня. Пожалуйста, не уходи. Я… я люблю тебя.
Она дошла до него, коснулась его предплечья. Джонни глубоко вздохнул:
— Нет, Невада, ты не любишь меня, ты думаешь…
— Я знаю. Я люблю тебя и всегда буду любить!
Джонни своей большой ладонью накрыл маленькую ручку, лежащую на его рукаве.
— Мне жаль, подружка. Со мной тебя ожидало бы очень плохое будущее.
— Это не правда, ты тоже должен любить меня. Ты… Ты обнимал меня и…
— Послушай меня, Невада. Я был очень пьян, а ты очень красива, и я хотел тебя. Больше ничего не было. Ничего. Я не люблю ни одну женщину. Я никогда не любил и никогда не полюблю.
Со слезами на глазах, отказываясь верить, не в силах понять его слова, Невада обеими руками схватила отвороты его пиджака. Атласная простыня соскользнула на пол.
— О Боже, — простонал Джонни.
Быстро схватив ее запястья и держа их в одной руке, он нагнулся, поднял простыню и обернул ею обнаженную фигурку. Сжимая концы над ее грудью, он заглянул в блестящие от слез глаза и сказал:
— Я не похож на тебя, Невада. Я не знаю, что значит любить кого-то. Эта часть моей души не существует.
Дремлющая гордость Невады восстала, несмотря на то, что ее сердце было разбито. Она храбро кивнула, пытаясь удержать слезы.
