Элен ахнула и с тихим стоном ухватилась за край стола. Гилеад сжал губы.
– Вы сделали это без разрешения?
– О нет! – воскликнула Дейдре, озадаченная выражением его лица. – Я спросила вашего отца. По-моему, ему эта идея пришлась по душе.
Синие глаза Гилеада потемнели.
– Еще бы, – пробормотал он.
Неужели он рассердился? Дейдре не могла понять почему. Ведь она избавила Элен от скучной и противной болтовни о кровопролитиях.
– Что случилось? – спросила она.
Ответа не последовало – в зале вдруг воцарилась мертвая тишина. Все как один перестали разговаривать и двигать стульями, смолк звон чаш. Дейдре повернула голову.
В дверях, прямо напротив помоста, стояла женщина. Нет, не стояла, а царила. Застыв, словно римская статуя, она обозревала зал. Ее вполне можно было бы принять за Диану-охотницу. Высокая, она была одета в простое белое платье. Прекрасные руки оставались обнаженными. Глубокий вырез открывал твердые округлости грудей, тонкую талию подхватывал золотой пояс. Густые вьющиеся волосы цвета пламени ниспадали на плечи и струились по спине золотисто-рыжеватыми блестящими прядями.
В зеленых, слегка раскосых глазах сверкнула насмешка. На пухлых розовых губах запорхала улыбка, приоткрывшая белые маленькие зубки. Женщина направилась к помосту.
– Кто?.. – начала было Дейдре, но тут же поняла.
Это Формория. Только она совсем не похожа на ту тяжеловесную, мужеподобную женщину, какой представляла ее Дейдре. О нет. Формория – само изящество. Скорее богиня, чем воительница.
Ангус и Туриус вскочили, чтобы подвинуть ей кресло. Формория подошла к мужу и поцеловала его в губы. Потом, к удивлению Дейдре, она повернулась к Ангусу и сделала то же самое, неторопливо проведя пальцами по его волосам. Элен отвела глаза в сторону.
– Простите, я опоздала, – виновато улыбнулась Формория, обращаясь к гостям. – Надеюсь, из-за меня не задержали ужин.
– Конечно, нет, – галантно ответил Ангус. – Мы как раз собирались начинать. – Он махнул рукой слугам, которые стояли поодаль с подносами, полными яств. – Несите!
Пока слуги обносили столы, гости снова принялись болтать. Вскоре стол для почетных гостей уже прогибался под тяжестью блюд с бараниной, олениной и кабаном. Потом принесли копченую сельдь и маринованного угря: вместе с жареными павлином и лебедем, поставили серебряные чаши с дымящимся густым супом, пудинг и теплые лепешки. Под конец появился поднос с яблоками и грушами.
Дейдре почти не прикоснулась к кушаньям. Элен выглядела утомленной и озабоченной, и Дейдре старалась, хотя и тщетно, отвлечь ее разговорами от возмутительно откровенного флирта, которому предавались сидящие рядом.
Формория поистине была мастером своего дела. Она непринужденно болтала и звонко смеялась, а мужчины, соревнуясь друг с другом, старались привлечь ее внимание. Она играла ими, словно арфист струнами: положив руку на бедро мужа, внимательно слушала истории, которые рассказывал Ангус. Туриус не мог видеть ее лица, в отличие от Дейдре. Глаза королевы подернулись дымкой, взгляд лениво скользил по губам Ангуса, потом она снова повернулась к супругу. К удивлению Дейдре, Ангусу это, казалось, даже понравилось.
Она вздохнула. Пир здесь гораздо роскошнее, чем у Хильдеберта. Гостей развлекали жонглеры и арфист, сидевший в углу. Но Дейдре не могла наслаждаться всем этим великолепием, потому что бедной леди Элен приходилось слушать, как ее муж хохочет над остротами Формории.
Она переключила внимание на арфиста – красивого юношу с золотистыми волосами до плеч. Худощавый, хорошо сложенный, он был чарующе элегантен. Длинные тонкие пальцы перебирали струны, извлекая из них мелодию, которая так и западала в душу. Нежные, печальные звуки чередовались щемяще высокими нотами. И перед глазами Дейдре вставали болота, поросшие вереском, ручьи с небесно-синей водой, бегущие по скалам Шотландии, Казалось, у этой музыки есть душа. Гилеад вернулся к столу.
– Кто этот арфист? – спросила его Дейдре. Сначала она решила, что вряд ли дождется ответа: он молчал и явно продолжал сердиться. Господи, за что? Она ведь просто хотела помочь. Кто знал, что жена Туриуса не уступает по красоте самой Венере?
– Это Друстан, – выдавил наконец Гилеад. – Туриус привез его сюда несколько лет назад, а маме понравилась его музыка.
– Я ее понимаю. Но если он бретонец, то почему остался здесь?
Гилеад пожал плечами.
– В то время ему некуда было податься. Туриус воевал на юге, и Друстан спрятался на одном из его кораблей. Оказалось, что дядя застал своего племянника… хм… при весьма компрометирующих обстоятельствах. А Друсу не хотелось расставаться со своей головой.
Дейдре была заинтригована.
– Он больше похож на ангела, чем на демона.
В ответ раздался издевательский смешок.
– Ага. Девушки всякий раз обманываются на этот счет.
Дейдре покраснела. Да, она считает, что Друстан играет на арфе, как архангел Гавриил на трубе, но на этом основании не стоит сравнивать ее с пустыми ветреными девчонками.
– Я имела в виду его музыку. Она словно говорит со мной. Я чувствую запах вереска и травы, тепло солнечных лучей на лице, прохладный ветерок, развевающий волосы… – Дейдре умолкла, заметив, что Гилеад смотрит на нее как-то странно.
– Да, он талантлив, но скажите спасибо, что сегодня у него хорошее настроение. Иначе вы услышали бы дикую и мрачную мелодию – гнетущую и холодную, как северный ветер, который зимой завывает в горах.
– В чем же причина его мрачности?
– В женщинах, – усмехнулся Гилеад. – Вернее, в отсутствии одной из них. С тех пор как Друс объявил, что потерял свою единственную любовь, он не желает спать один в холодной постели.
«А ты?» – чуть было не спросила Дейдре, но вовремя прикусила язычок. Наконец они с Гилеадом начали разговаривать, и тема разговора ей очень понравилась.
– Кто же его единственная любовь?
Гилеад внезапно помрачнел.
– Жена его дяди. – Он посмотрел на свою мать, потом на отца. Его лицо вдруг исказилось, и он резко встал: – Извините, мне нужно кое-что уладить.
Дейдре была поражена. Только что Гилеад вел себя так дружелюбно, а в следующее мгновение стал холодным, как вода в горном озере, и ушел куда-то. Усилием воли она переключила внимание на Ангуса. Тот совсем забыл о своей жене, околдованный чарами рыжеволосой красавицы.
– Хотите уйти? – шепнула Дейдре Элен. – Ужин закончен.
Действительно, слуги уже уносили блюда, отодвигали столы и скамейки, освобождая место в центре зала.
– Не могу. Я должна быть рядом с мужем.
«С мужем, который даже не смотрит на тебя?!» В горле у Дейдре застрял комок. Бедная леди Элен. Неужели она думает, что в ее присутствии мужчины перестанут увиваться вокруг Формории? Или – еще хуже, что при ней Ангус не осмелится на большее? Элен выглядела неважно, но ее лицо было полно решимости, и она намеренно игнорировала Форморию. И тут Дейдре осенило: бедняжка, наверное, побаивается мужа, но все еще любит его!
