Василике молчала. В его голосе было столько силы, что сейчас и она поверила в судьбу. И впервые для нее это слово наполнилось новым, глубоким, живым смыслом.
Свиток восьмой
– Продано! Юная дева с Наветренных островов продана достойной красавице, отдавшей семь, вы слышите, скупые дурни, семь золотых оболов!
– Глупая девчонка! – прошипела толстуха, стаскивая Василике с помоста. – Закрой рот!
Силе этой женщины, закутанной по самые глаза в черные одежды, мог бы позавидовать любой мужчина. К тому же она ругалась как портовый грузчик. Хоть Василике знала всего несколько слов, отличить мирный разговор от брани уже могла с легкостью.
Меж тем толстуха продолжала:
– Аллах видит, если бы я покупала рабу для себя, то никогда бы не выбрала такую тощую девчонку. Ну, о какой жалости может идти речь… Пусть только кизляр-ага скажет мне хоть слово! Да я его в порошок сотру! Идем же, упрямая ослица!
Василике с трудом поспевала за своей тучной хозяйкой, гадая, для чего та ее приобрела. «Я готова быть и прачкой, и судомойкой! Я готова даже в хлеву убираться! Только бы не стать очередной игрушкой в гареме какого-нибудь сластолюбца! Я готова на все, кроме этого…»
Меж тем невольничий рынок остался позади. Покупательница под густой вуалью продолжала тянуть усталую, измученную Василике, словно упрямого осла, через запруженные народом улицы. Она что-то бормотала себе под нос, а девушка пыталась запомнить дорогу. «Может быть, я все-таки смогу убежать…»
– Ты даже не представляешь, тупица, как тебе повезло, – толстуха не прерывала своей речи ни на миг. – Нашей маленькой принцессе, да пребудет с ней Аллах всесильный, понадобилась новая игрушка! Подавай ей теперь компаньонку – мы, вишь ты, выросли и желаем беседовать о возвышенном не со старухами-банщицами и не с одалисками-тупицами, а с девой, рожденной свободной! Рожденной в далекой стране под рукой другого бога! Да разве сие мыслимо! О чем можно с такой вот тощей бездельницей «беседовать»? Чему хорошему она может научить? Что достойного она видела в своей жизни?..
Василике разбирала отдельные слова. И нельзя сказать, чтобы слова эти ее успокаивали – скорее наоборот. Опасность висела над самой ее жизнью, черной пеленой затягивая разум. Девушка даже подумала, что участь наложницы была бы не так страшна – говорят же, что некоторые хозяева добры к своим женщинам, что не только жадны до их тел, но даже и внимательны к ним. Говорят, что такие домашние тираны иногда дарят своим женщинам подарки, дозволяют выйти в лавку или на базар. А разве это не путь к свободе?
– Ну вот, – возле неприметного дома толстуха наконец замедлила шаг. – Мы на месте. Скоро я отделаюсь от тебя. Но кизляр-ага, клянусь, дорого заплатит за мой позор. Чтобы я, Заира, почтенная матрона, словно последний евнух, толклась по базару в поисках какой-то тощей девчонки! Да у Хаджи-бея не хватит золота, чтобы извиниться передо мной… Ну вот…
Раскрылась еще одна дверь, и Василике ступила на мраморный пол скверно освещенной комнаты. «Должно быть, сейчас она меня опять кому-то станет продавать… Не зря же так усердно считала золотые…»
– Хозяин ждет вас. Следуйте за мной, – тон вышедшего был сух, а жесты скупы.
Хотя Василике почти не знала языка своей новой страны, смысл его слов был ясен.
«Да, наверняка сейчас продаст… – подумала девушка. – Да еще и торговаться начнет…» Василике давно уже перестала вспоминать, что она не мылась долгих десять дней, что сейчас более похожа на драную кошку, чем на юную деву, что никакой вменяемый хозяин не даст за нее и золотого… Разве что она приобретена была для какой-то особой цели…
Дом нельзя было назвать огромным, но комнаты с высокими потолками, которые поддерживали мраморные колонны, казались просторными, наполненными воздухом. На полу лежали ковры прекрасной работы, сияющие изумительными красками и мягкие даже на вид. Василике сразу поняла, что хозяин дома – человек состоятельный, и стала гадать, что связывает его с этой странной женщиной, явно небедной, но все-таки не госпожой, не хозяйкой своих немалых денег. Очень скоро ей представилась возможность удовлетворить свое любопытство.
На высокой подушке, поджав под себя скрещенные ноги, сидел человек средних лет в ярком шелковом халате и белоснежном бурнусе. У него были твердые черты лица, а тело под одеждой казалось мускулистым и сильным. Особое внимание привлекали живые черные глаза под густыми бровями и крючковатый нос. Рот у него был хорошо очерченный, с сочными, чувственными губами, а иссиня-черная борода аккуратно подстрижена. Головной убор состоял из искусно уложенного высокого тюрбана. Он с теплой улыбкой приветствовал странную покупательницу. Та ответила, но Василике ничего не поняла из их разговора.
– Ты собираешься оставить меня с этим человеком? – закричала девушка. – Я требую, чтобы мне объяснили, что происходит!
– Ты требуешь? – Покупательница под густой вуалью перешла на понятный Василике язык. – Маленькая дурочка! Теперь ты принадлежишь мне! И потому будешь повиноваться мне во всем, а когда я уйду, этому достойному господину. Он обещал, что его усердные женщины быстро превратят тебя из маленькой дикарки в истинную жемчужину.
– Почему я должна повиноваться тебе? Почему я должна повиноваться ему? – Недоумение Василике все росло. – Даже отец не требовал от меня безоговорочного послушания. А ты просто презренная торговка…
На эту фразу Василике получила ответ, к которому не была готова: женщина с размаху ударила ее по лицу. Рабыня упала, ударившись затылком об пол. Несколько мгновений она сопротивлялась, но на нее неумолимо накатывалась тьма обморока.
Василике шевельнулась, с наслаждением ощутив прохладу свежего морского ветра, ласкавшего ее горячее тело. Она медленно открыла глаза и увидела склоненное над ней ласковое лицо.
– Да, они зеленые, – произнес с удовольствием мягкий мелодичный голос, в котором звучало удовлетворение. – Я сразу сказала, что они должны быть зелеными.
Василике приходилось вслушиваться, чтобы разобрать ломаный язык, на котором говорила эта удивительно красивая женщина.
– Меня зовут Нафиса.
– Нафиса, – повторила Василике, приподнимаясь на кушетке, – где я?
– Ты в серале, в доме Алима.
– В серале?
– На женской половине, – объяснила Нафиса, не сразу подыскав нужное слово.
Василике не могла оторвать глаз от лица Нафисы, она думала, что ей никогда не доводилось видеть более красивую женщину: темные, подведенные сурьмой глаза, казалось, занимали половину лица, маленький прямой нос над полными чувственными губами подчеркивал высокие скулы и лебединую шею. Обнаженные руки с длинными тонкими пальцами двигались с естественной грацией, которой можно было только позавидовать. На ней было полупрозрачное одеяние, не столько скрывавшее, сколько выставлявшее напоказ ее точеное тело.
