— Однако же суд оказался не на вашей стороне. Вы говорите, что вас хватало на все. А ваш муж так не считал. И суд с ним согласился.
— Звучит так, как будто и вы с этим согласны тоже.
— Я могу только сказать, что очень настороженно отношусь к женщинам, которые занимаются бизнесом.
— Виновна, пока не докажу свою невиновность? — спросила я и увидела, что он в очередной раз взглянул на часы. — Послушайте, мистер Ашер. Единственная причина, по которой я захотела встретиться с вами сегодня, это сильное беспокойство о детях. Я совершенно не представляю, что им обо мне наговорили и как мне об этом узнать: то ли позвонить Дэнису, то ли его адвокату, но я не имею ни малейшего понятия, кто он. Я понимаю, что мне нужно разработать со своим адвокатом контраргументы против Дэниса, и понимаю, что на это необходимо время. Я также понимаю, что вы заняты и не можете отбросить в сторону все свои остальные дела ради меня. Но получается, что я возвращаюсь обратно к тому, с чего начинала. Я безумно волнуюсь за детей. Я боюсь, что если начну что-то делать сама, то сильно наврежу и себе и им. Насколько данное судебное решение ограничивает мою свободу?
Он надел свои золотые часы на руку и застегнул ремешок.
— Очень сильно ограничивает. Я бы на вашем месте вообще не появлялся дома до понедельника.
Я ждала иного ответа.
— Но могу я хотя бы повидать детей в доме родителей мужа? Могу я прийти к сыну на игру?
Он встал из-за стола и начал складывать документы в портфель.
— А будет ли это лучше для них? Или они расстроятся еще сильнее?
— Я не знаю.
— Ну, а если не вы, то кто? Вы же их мать. Если кто их и знает, так это вы. И уж точно не я. Все, что я могу, так это разъяснить правовую сторону вопроса. Судебное решение есть судебное решение. Если бы я оказался на вашем месте, я бы вел себя очень осмотрительно, пока не состоится встреча с судьей. В понедельник в полдень, вы говорите? — Он полистал перекидной календарь. — У меня слушание в Барнстейбле в одиннадцать. Я пробуду там часов до двух или трех. А вашим делом я смогу заняться где-то через пару дней или поручить его кому-нибудь из своих компаньонов. В любом случае, приняв во внимание общее впечатление от вашей проблемы и тот факт, что ваш супруг приложит максимум усилий, чтобы все усложнить, мой гонорар составить десять тысяч долларов.
— Десять тысяч долларов? За что? За то, что вы отодвинули мою встречу с детьми на неопределенное время? За предложение передать мое дело компаньонам? За то, что обвинили меня во всех смертных грехах в тот момент, когда я и так чувствовала, что с меня заживо сдирают кожу.
— Ну, я же не занимаюсь тут благотворительностью, — ворчливо пошутил адвокат, и в его голосе я четко уловила снисходительные нотки. — Ну же, решайтесь. Вы прекрасно знаете, как делаются дела. Вы же удачливая бизнесвумен, хладнокровная, невозмутимая…
— Невозмутимая? А вы полагаете, у меня есть выбор? — вскричала я в гневе. — Я могу либо оставаться холодной и невозмутимой, либо потерять голову и впасть в панику.
— Осмелюсь заметить, что вы не из тех, кто впадает в панику. Хладнокровная, невозмутимая и наглая. Думаю, ваш муж сыт вами по горло.
Я встала.
— Спасибо, что уделили мне время, мистер Ашер, но вы меня не устраиваете.
— Я всего лишь озвучил сейчас то, что придет в голову любому судье. Времена изменились, миссис Рафаэль. Женщины вроде вас вовсе не беспомощны. Они неуязвимы. Они не вызывают симпатии. Женщины вроде вас очень часто разрывают брачный договор. И я могу сказать, что вам придется выдержать сложную битву. Если вы основной кормилец в семье, если ваш муж уделяет детям больше внимания, если вы пребываете в постоянных разъездах — предоставьте мужу заниматься детьми. Подумайте об этом и позвоните мне, когда будете готовы к нормальному разговору.
Я больше не собиралась попусту растрачивать свои силы. Собрав остатки гордости и достоинства, я направилась к двери.
Истерика началась минут десять спустя. Я сидела в очередной пробке, совершенно не представляя, куда теперь ехать. Скомканное судебное решение лежало на соседнем сиденье рядом с парковочной квитанцией, которую я обнаружила под стеклоочистителем после того, как вернулась из офиса Ллойда Ашера. Я не знала, что мне делать, не знала, где найти адвоката, который бы мне все объяснил. Я потеряла детей, потеряла свой дом, мне негде было переночевать, и я понятия не имела, как снова обрести душевное равновесие.
Я вдруг вся покрылась испариной, меня начало трясти, и я перестала понимать, что мне делать и куда поворачивать.
Машина сзади меня загудела. Я отпустила тормоз и чуть прокатилась вперед.
— Все хорошо, — прошептала я. — Все хорошо.
Пусть я не вела себя идеально. Я заставляла детей ждать меня, пропускала родительские собрания, попала в аварию, когда дети сидели в машине. Я даже могла перепутать точное время прилета самолета и забыть сказать Дэнису, где лежат лекарства Кикит. Но, несмотря ни на что, я старалась изо всех сил.
Или это наказание за то, что я зарабатывала больше Дэниса? Но, черт бы его побрал, он имел все для того, чтобы преуспевать — перспективное дело, внушительный список клиентов, всеми узнаваемое имя. Но он все потерял. Или я должна была отказаться от собственной карьеры только потому, что муж оказался неудачником?
Позади меня снова раздался гудок. Я еще немного продвинулась вперед.
Когда поток машин снова остановился, я достала телефон и, набрав домашний номер, услышала автоответчик. Это значило, что Дэнис еще не привез детей домой, потому что Кикит обожала болтать по телефону. Она подлетала к нему гораздо быстрее остальных членов семьи и старалась общаться как можно дольше с любым, кто имел терпение ее слушать. Многие звонившие нам не ожидали подобной атаки и предпочитали просто класть трубку. В таких случаях я всегда грозила ей, что за подобные проделки отнесу в магазин и продам.
Звучало ли это грубо? Оскорбительно? Дэнис знал, что я шутила. И Кикит великолепно это знала. Она любила повторять, что откроет свое дело, такое же, как у меня. Хотя в данной ситуации мой собственный бизнес скорее навредил мне, чем помог. Муж, собираясь нанести мне удар, превратил его в опасное оружие.
Меня снова затрясло. Теперь уже не вытерпела я и нажала на гудок, потому что мне начало казаться, что поток машин никогда уже не сдвинется с места. Ничего не изменилось, но мне стало легче.
Я опять достала телефон и набрала номер больницы в Кливленде, но передумала и нажала на сброс. Я не могла рассказать маме обо всем, ее слабое сердце не выдержало бы подобного удара.
Если бы я видела в Роне близкого человека, я бы позвонила ей, но у нас были особые отношения, и моя беда ее бы только порадовала.
Я снова позвонила домой, но положила трубку после первого же гудка. Нельзя говорить с детьми, пока я не решу окончательно, что именно им сказать.
