– Собака была на следующий день цела и невредима, но зато он...
– "Не позволяй жить ведьме! – так говорит Священная книга.
– Ведьме, но...
– Ну и колдунам, – и служанка понизила голос до шепота, – оборотням и перевертышам. Старуха Грэнни Прайс из Райпона, все знали, вывешивала шкуру ягненка на двери, разве они едва-едва не поймали ее прошлым летом? Вот тебе и проповедник! Если волк...
Я широко распахнула дверь и вошла.
Женщины смотрели на меня, как будто я была сама ярость с крыльями летучей мыши. Я таковой себя и ощущала. Даже ярость, в которую меня вгоняла бабушка своими выходками, не шла в сравнение с тем, что я сейчас чувствовала. Когда я наконец смогла говорить, голос мой звучал как чужой.
– Растение на столике мисс Ады. Что это?
Две служанки помоложе осели, как тряпичные куклы, брошенные на пол детской рукой. Кухарка была сделана из более прочного материала, но на ее лице обычная сдержанность тоже сменилась выражением, похожим на чувство, которое испытывали молодые. А они явно испытывали огромное облегчение.
– Оберег святого Джона, мисс, – выдохнул:
Мэри, – это... это для... чтобы охранять...
– В Италии используют чеснок. – У меня вдруг возникли смутные детские воспоминания. Женщины тупо смотрели, не понимая. – Зачем вы рассказываете эти вздорные истории? Сейчас в Англии девятнадцатый век, и вы не в развалинах замка на Балканах. Я еще могу понять этих глупых девушек, но вы, миссис Беннетт... Вы-то должны понимать. Вам не стыдно? Ваши нелепые суеверия сами по себе уже дурны, но такое жестокое отношение к человеку, который так печально наказан Провидением...
– А! Провидение!.. – Миссис Беннетт облизала пересохшие губы. – Мисс, я сожалею, что вы услышали. Вы знаете, я пыталась...
– Да, знаю. И приму это во внимание, когда буду рассказывать мистеру Вольфсону.
Тут у Мэри вырвался крик, негромкий, но полный такого ужаса, что заставил меня сделать шаг назад.
– О нет, нет, не говорите ничего, мисс! Прошу вас, вы не должны этого делать...
И вдруг она, бросившись вперед, прежде чем я успела остановить ее, тяжело опустилась передо мной на колени, ловя мою руку.
– О, мисс, прошу вас, умоляю...
Сначала я потеряла дар речи. А когда опомнилась, попыталась прервать это бессвязное жалостливое лепетание. Но ее ничто не могло успокоить, кроме слов, которых она ждала.
– Ладно. Обещаю, что не скажу ему. А теперь успокойся.
– Бог благословит вас, мисс.
– Неужели вы так испугались? – спросила я, подавляя гнев. – Потерять ваше место так много значит для вас?
– Потерять что, мисс?
Я вдруг осознала, какая пропасть разделяет меня и этих женщин.
– Что он может с вами сделать, по вашему мнению?
– Он отомстит, – вдруг сказала миссис Беннетт, – причинит вред.
– Тогда зачем вы здесь? – Я повернулась к ней, как к более понятливому оппоненту. – Если вы так его боитесь, зачем вы живете в его доме?
Рот ее сложился в упрямую линию.
– Когда он говорит: «Иди сюда», лучше повиноваться. Потому что можно дорого заплатить. Я не боюсь, мисс, я верная христианка, и зло не сможет побороться против...
– Замолчи!
Она отшатнулась от меня:
– Вы пообещали, что не скажете!
– Не скажу. Но если еще раз услышу подобные речи, если до мисс Ады дойдет хоть слово...
– Нет, мисс, она не услышит. Мы и вам бы не сказали, но...
Я повернулась, чтобы уйти, но внезапная мысль пришла мне в голову.
– Эти невежественные россказни, наверно, распространены по всему округу, дошли даже до Миддлхема. Вот почему Доддс дал мне такое же...
– Все знают, – угрюмо сказала Мэри.
– И он слышал? – продолжала я делать неприятные открытия. – Мистер Вольфсон знает, что о нем говорят?
– Он не любит замечать, – уточнила миссис Беннетт, – но он знает.
– И что он говорит?
– Ничего. Он смеется.
Я ушла, больше не в силах выносить их дремучую тупость. Я все еще сержусь. Хотя фокус моего гнева сместился. Если Ада вдруг услышит... Нет, я несправедлива к Аде. Если уж откровенно, у нее слишком мало воображения, чтобы испугаться древних суеверий. Конкретное, осязаемое физически зло может напугать ее, но не вымыслы. Эти женщины и добрая половина северного райдинга верят, что бедный мистер Вольфсон в сговоре с дьяволом. Они верят, что он, как старуха Прайс, которая обращалась в ягненка, может превратиться в одну из своих собак (интересно, а кто, но их мнению, занимает место второй?). И в таком виде бегает по округе ночами, атакуя собственность людей, досадивших ему чем-то. А его инвалидность объясняют раной, нанесенной оборотню.
Святые небеса, все выглядит еще страшнее, когда написано в дневнике. Зато я успокоилась. Надо поговорить с Эльжбет, если смогу пробиться сквозь толстую скорлупу йоркширского выговора. Мне жаль, что такая юная девушка уже настолько испорчена суевериями.
* * *
4 июня
Сегодня снова катались верхом с Джулианом. Он не только вызвал на соревнование Аду, но и, что меня крайне удивило, победил. Мы сидели на камнях среди развалин аббатства, когда вдруг появилась одна из собак. Именно появилась, это слово подходит как никакое другое, потому что иначе не опишешь это бесшумное возникновение, она как бы материализовалась перед нами из голубого воздуха. Впервые я увидела это животное без хозяина. Оно спокойно стояло чуть поодаль и смотрело на нас с серьезным, можно сказать, умным выражением. Джулиан, прищелкнув пальцами, позвал собаку, и она подбежала к нему, ступая осторожно в высокой траве. Он погладил большую лохматую голову и почесал за ушами, и эта громадина, это страшилище выразило удовольствие, у нее даже приподнялась верхняя губа, обнажив клыки в собачьей «улыбке». Ада тоже осмелилась погладить громадного пса, но, как и в прошлый раз, собака всего лишь терпеливо перенесла прикосновение, но никак не отозвалась на ласку.
– Как вам удалось приручить их, кузен? – спросила я с легкой досадой.
– Никакого колдовства! (Джулиан не мог себе представить, как я сжалась от такого ответа.) Я знал их с детства, когда они были щенками. Бедняги, – добавил он как будто сам себе, – они получали так мало ласки. С ними обращались как с неодушевленными предметами. Неудивительно, что они не отвечают на ласку такой нежной руки. Смелее, кузина Харриет. Попробуйте и вы.
– Нет. Мне еще пригодятся мои пальцы, вес до одного.
– Они не тронут вас, их прекрасно выдрессировали.
– Знаю. Но я удивлена, что вижу только одного зверя, мне кажется, они никогда не покидают твоего отца.
