Джонатан смотрел, как она идет обратно через музей, Даже сейчас, спустя все эти годы, Шарлотта оставалась красивой — со своими длинными прямыми черными волосами, доставшимися ей в наследство от прародительниц из Сингапура, и светлыми зелеными глазами, унаследованными от американского дедушки. Но ровно подстриженная челка исчезла, теперь ее прическа открывала лоб. Волосы были скреплены на затылке золотой заколкой и лежали у нее между лопаток, словно широкая черная лента. Шарлотта была выше ростом, чем ее китайские родственники, но она унаследовала фигуру своей бабушки, и Джонатан однажды заметил, что ее фигура больше подходит для шелкового чунсона, чем для джинсов…
Джонатан вдруг вспомнил их первую встречу. Видение возникло в памяти, как один из этих мягко освещенных экспонатов в стеклянной витрине. Они встретились в районе Пасифик-Хейтс в Сан-Франциско двадцать шесть лет назад. Джонатан много раз проходил мимо дома с причудливыми воротами в форме луны и каменными собаками у входа. Этот дом был погружен в тайну — до той минуты, пока он не увидел лицо в окне. Его кто-то пристально рассматривал. Девочка не всегда появлялась там, но временами она смотрела ему вслед, когда он шел в академию. В его памяти остались серьезные зеленые глаза над высокими скулами.
Однажды он не смог справиться со своей печалью, она стала тяжелее его ранца. И Джонатан сел на траву в парке неподалеку, уронил голову на колени и расплакался. Он почувствовал ее присутствие прежде, чем увидел или услышал ее. Ее тень окутала его, словно ласковое прикосновение. Он до сих пор не забыл выражения ее зеленых глаз, когда она стояла и смотрела на него сверху вниз. Она как будто спрашивала, что случилось, хотя не произносила ни слова.
Джонни тогда вытер нос рукавом, а девочка села рядом с ним, грациозно обхватив колени руками.
— Я скучаю по маме, — выпалил Джонни. — Я стараюсь не плакать, но у меня ничего не получается.
Веки ее миндалевидных глаз прикрыли нефритово-зеленые радужки. Девочка помолчала, потом снова взглянула на него.
— Моя мама тоже умерла, — сказала она.
Это поразило его: он не говорил, что его мама умерла. Но это было правдой — ее не стало год назад, поэтому отец послал за ним, и его привезли в эту незнакомую страну.
— Я из Шотландии. — Джонни не слишком понимал, зачем он это говорит. Но он сразу же почувствовал себя лучше, словно то, что девочка об этом узнала, облегчило его боль.
— Хочешь лимонада? — вдруг спросила она, поднимаясь.
Вот тогда он впервые вошел в таинственный дом, полный экзотических сокровищ и странной, словно звучащей тишины.
— Меня зовут Шарлотта, — сказала девочка, пока они шли в просторную гостиную, окна которой выходили на мост Золотые Ворота.
— Джонатан, — представился он. Потом поправился — Джонни.
— Мне нравится твой акцент, — улыбнулась девочка.
Теперь Джонатан смотрел на Шарлотту в музее — этом памятнике разногласия между бабушкой и внучкой, существовавшего всегда, насколько помнил Джонатан. Внезапно Шарлотта остановилась, открыла дверцу одной из витрин и вынула что-то.
Джонатан оставил компьютер и подошел к ней, чтобы посмотреть, что так привлекло ее внимание. На ладони Шарлотты лежали два крошечных шелковых вышитых башмачка.
— Они принадлежали моей прабабушке, — в голосе Шарлотты слышалось благоговение.
— Когда она была маленькой?
— Когда она была взрослой женщиной.
Положив башмачки обратно, Шарлотта открыла свою сумку, висевшую на плече.
— Это шкатулка-головоломка, я ее помню, — сказал Джонатан, увидев, что она достала.
— Она принадлежала моей матери. Мистер Сунг дал мне ее только что. Он сказал, что она может помочь мне в трудное время. — Шарлотта поднесла шкатулку к уху Джонатана: — Послушай. Там внутри что-то есть. Но шкатулка, насколько я помню, всегда была пустой. Кто-то что-то положил туда.
— Можешь ее открыть?
— Это было так давно… — Шарлотта медленно поворачивала коробочку, то нажимая в одном месте, то чуть надавливая в другом, подталкивала пластинки, пытаясь найти начало головоломки. — Я помню самую первую шкатулку-головоломку, которую мне дала бабушка, — спокойно заметила она, как только нашла нужную панель и отодвинула ее в сторону. — Бабушка тогда объяснила мне, что шкатулки-головоломки — это иллюзия. Кажется, что у них нет швов, нет крышки, нет никакого доступа внутрь. Она показала мне, как ее открыть. Для этого требуется много терпения: необходимо почувствовать дерево, попробовать убрать одну панель, затем другую. И никогда не следует думать, что если одна панель убрана, то следом немедленно освободится и другая. Бабушка показала мне, что целое зависит от точного движения частей и каждая панель связана с тем, как движется предыдущая. Чтобы открыть первую шкатулку, мне потребовалась неделя. Она была совсем простая — всего двенадцать движений. Но когда я заглянула внутрь, меня охватило разочарование: шкатулка оказалась пустой. Мне казалось, я заслуживаю вознаграждения за то, что так быстро ее открыла… — Шарлотта отодвинула еще одну панель на маленькой шкатулке, затем принялась за следующую. — Бабушка тогда сказала мне, что удовольствие в поиске сокровища, а не в его обретении. Она учила меня этому многие годы, предлагая одну пустую шкатулку за другой.
Джонатан слушал и смотрел, как ее тонкие пальцы находят подвижные части коробочки, быстро двигают их взад и вперед. Он вспомнил, как Шарлотта впервые показала ему способ открывания шкатулки-головоломки. Тогда они тоже стояли рядом, сдвинув головы, и Джонатан боролся с желанием поцеловать ее…
— Бабушка пыталась научить меня радоваться процессу открывания шкатулки. Она не желала понимать, что без надежды на награду мне это скоро надоест. Наконец как-то на Рождество — мне было лет семнадцать или восемнадцать, — когда я обнаружила новую шкатулку, я даже не стала пытаться открыть ее. Бабушка была очень огорчена. Она всегда так радовалась, когда смотрела, как я отчаянно пытаюсь справиться с новой головоломкой! И вот я больше не захотела играть в ее игры. — Пальцы Шарлотты скользили по гладкому рисунку маркетри, находя скрытые соединения, двигали панели туда и обратно, вверх и вниз. — На следующий год она подарила мне шкатулку и сказала, что внутри что-то есть. Когда я открыла ее, то нашла кольцо с жемчугом. Но все равно, это было уже не то, что прежде…
Наконец последняя панель сдвинулась с места и освободила крышку. Шкатулка открылась; в ней лежал маленький листок бумаги.
На нем что-то написано, — заметил Джонатан. — По-китайски. Ты сможешь прочесть?
Бабушка учила Шарлотту читать и писать по-китайски, и терпеливо показывая, как надо вести кисточку, кате написать иероглифы, обозначающие луну и солнце, и как надо их соединить, чтобы в результате получилось слово «завтра».
— Прошло много времени… — Шарлотта поднесла листок к свету. — Боюсь, мой китайский несколько заржавел.
— Я помню ваши с бабушкой своеобразные беседы.
