— I’m afraid not. I’m only staying here for a few weeks, and I don’t know that much about people’s whereabouts.
«Staying where?»[12]— хотел спросить Ланг, так как не знал, где именно живет Юхан, Анни сказала только, что он поселился на окраине города в каком-то заброшенном доме.
— If I see Johnny before I leave, whose regards shall I give him? — участливо спросила девушка.
— Tell him his father called and wanted to wish him a Happy New Year, — сказал Ланг и отметил про себя, что постарался произнести слово «father» как можно безразличнее.
— Oh, so you’re his father… — ответила девушка, и в ее голосе послышалось уважение. — I’m so sorry I couldn’t help you.
— That’s allright, — сказал Ланг, — it’s hardly your fault.
— If I see him, I’ll be sure to tell him you called, — заверила Ланга девушка, после чего вежливо спросила: — How’s the weather in Finland?
— Greyish, — коротко ответил Ланг, — our winter stinks this year.
— Likewise, — сказал девушка, — but have a Happy New Year anyway.
9
Через несколько дней после Нового года наконец пришла зима, да с такими снегопадами, каких жители Гельсингфорса не видели уже много лет. Скоро весь город превратился в сказочный мир, укутанный в белое покрывало, с ледяными, ясными ночами и теплыми, пасмурными днями. Ветра не было, большие снежинки медленно падали с неба, и казалось, конца им не будет. Уже в середине января на тротуарах возвышались огромные горы снега, а между ними вились узкие тропки, по которым, скользя, осторожно пробирались люди. Все звуки, вспоминал потом Ланг, были приглушенные, даже гомон детей, заполонивших катки и горки, даже грохотание снегоуборочных машин, которые днем и ночью разъезжали по городу и взметали кубометры снега, так что легковые машины, припаркованные вдоль тротуаров, превращались в пышные сугробы, похожие на пирожные со взбитыми сливками.
Внезапная смена погоды подействовала на Сариту самым неожиданным образом. Когда Ланг писал мне из тюрьмы, рассказывая об этой зиме и весне, то просил прощения за банальный язык. Он сожалел, что не может выражаться изящнее, но по-другому у него не получалось: снег подействовал на Сариту, как афродизиак, проще говоря, ее обуяла невиданная похоть, которая с тех пор почти не оставляла ее. Теперь, уверял Ланг, между ними уже не было никаких разногласий, каждую ночь она обнимала его и без конца шептала свое «Кришан, о Кришан!», которого так ждал Ланг.
Буйная страсть Сариты захватила и Ланга, и тоска, так долго терзавшая его, отступила. Вскоре им овладела безудержная жажда жизни. Долгими зимними ночами они общались друг с другом на языке тела, и Ланг снова чувствовал себя подростком, озабоченным избытком жизненных сил и желанием оплодотворить весь мир. Все это весьма благотворно сказалось и на ток-шоу. Осенью Ланг намеревался разделаться с передачей, их отношения с В. П. Минккиненом обострились до предела. Теперь же это снова был прежний Ланг, непревзойденный мастер ток-шоу. Тоски и уныния как не бывало: в голове Ланга кипели дерзкие идеи относительно выбора тем и гостей, так же азартно он действовал и в студии, с гостями разговаривал сдержанно, умно, но в то же время достаточно любезно, чтобы не испугать их. Только одежда, сказал Лангу довольный Минккинен, все еще оставляла желать лучшего.
Однажды в пятницу, проведя, как обычно, предыдущую ночь дома, на Скарпшюттегатан, Ланг в начале шестого вечера вернулся в квартиру Сариты. Он поставил два полных пакета с продуктами на обеденный стол и увидел Миро, сидевшего на полу перед телевизором.
— Привет, Миро, — ласково сказал Ланг.
— Привет, — ответил Миро, не отрываясь от мультфильма, который показывали по MTV.
— А где Сарита? — спросил Ланг.
— Она забрала меня из сада, а потом пошла купить какую-то одежду и на почту, — пробубнил мальчик.
Ланг начал вынимать продукты из пакетов: филе ципленка, овощи, приправы, рис. Миро поднялся со своего места возле телевизора, проскользнул в кухню, встал у Ланга за спиной и сказал:
— А у нас вчера был папа Марко. Было здорово. Мы играли в «гейм-бой», который ты мне подарил. Мы играли в «Данки Конг» и «Тетрис».
Ланг на секунду замер, но за последние недели он преисполнился такого оптимизма, что тут же взял себя в руки и сказал себе, что этому наверняка есть простое объяснение.
— Вот как, — спокойно сказал он. — А что папа Марко тут делал?
— Он был со мной, — быстро произнес Миро, и Ланг услышал, с какой любовью мальчик сказал это.
Ланг почувствовал, как на лбу у него вырастают рога: ревность была настолько сильной, что он хотел спросить у шестилетнего Миро, не оставался ли Марко ночевать. Но сдержался и начал готовить ужин. Миро немного постоял рядом, потом вернулся к своему телевизору. Примерно через час домой пришла Сарита, стащила с себя только что купленные черные зимние сапоги на высоких каблуках, подошла к Лангу и поцеловала его в губы. Ланг бросил на стол плетеную подставку и поставил на нее дымящуюся кастрюлю с цыпленком по-тайски. Когда они начали есть и выпили по бокалу вина, Ланг вежливо, но как бы невзначай, словно это его совершенно не интересует, сказал:
— Я слышал, вчера вечером приходил Марко.
Сарита взглянула на Миро, потом на Ланга и сразу все поняла. Она улыбнулась Лангу так, что внутри у него все затрепетало, затем погладила его по руке и сказала:
— Он сидел с Миро. Пока мы с Кирси ходили в кино.
Ланг положил себе еще цыпленка и спокойно посмотрел на Сариту.
— И что вы смотрели? — спросил он.
— «Дорогу в Pукаярви»[14], - ответила Сарита.
— Хороший фильм? — спросил Ланг.
Сарита снова улыбнулась:
— Хороший. А Марко ушел через пять минут после того, как я вернулась. Это я так, если тебе вдруг интересно. — Помолчав, она тихо добавила: — Вообще-то, Ланг, я тебя немножко люблю, не забывай об этом.