Поэтому, когда в очередной раз я завела свою песню об отсутствии в моей юной жизни тепла и участия, папа вскричал: «О! Боже!», – и убежал из квартиры. Вернулся он не сразу, дня через два, но не один. Вытащив из-за пазухи коричневое сплющенное существо, он нетвердым голосом спросил: «Ты хотела собаку?»
Так называемая «собака» мало того, что была непонятного происхождения (шили ее из остатков Чебурашки, судя по всему), так еще и телосложение у нее было странное. Как будто собаку положили на бок и приплюснули пятью ящиками с апельсинами. Глаза у щенка были мутно-голубые, а хвост с первого и до последнего дня заваливался набок. Папа вручил мне подарок и ушел отдыхать после изнурительных поисков. А я стала ходить по квартире кругами, выбирая собаке имя. Тузик или Шарик отпали сразу, как пошлые и несовременные. Вольдемар или, скажем, Альдебаран тоже не подошли. Альдебаран с кривым хвостом, это несерьезно, и собака могла вырасти закомплексованной и нервной. Пока я решала жизненно важный вопрос, как назвать собаку, папа уже отдохнул и вышел на кухню.
– Папа, – решительно сказала я, – ты должен мне помочь.
– Дочка! – проникновенно воскликнул папа, доставая из холодильника мясной фарш и нетвердой рукой кидая его в миску, – все что угодно! Для родной-то дочери! Ведь ты моя надежда и опора в старости! У меня выпадут зубы, я стану лысым и некрасивым, меня позабудут женщины и профсоюз. А дочь – она всегда придет и сварит кашу. Ты ведь сваришь мне кашу, когда я останусь без зубов, а, дочь?
– Папа! – твердо сказала я. – Я вставлю тебе все зубы. В два ряда. Только помоги мне выбрать имя для собаки.
Руки папы задрожали и яйцо, вбиваемое им в фарш, упало мимо миски. Неуверенный вопрос папы – какая, мол, еще собака? – поставил меня в тупик. Пришлось принести щенка и предъявить как вещественное доказательство.
– Это я тебе подарил?! – Папа нервно мешал фарш с яйцом правой рукой, левой вытирая холодный пот и подсаливая стол около миски.
Когда папа окончательно поверил в то, что это его подарок, он оторвался от фарша, уже принявшего в себя перец, и задумался.
– Ну, если ты против простого народного имени Жучки или Шарика… Давай назовем его благородно и просто – Лобзик.
– А что это значит?
– Так всегда называют собак, чье происхождение туманно, но – по всем признакам – благородно.
Спустя много лет, когда от Лобзика не осталось даже хвостика, я узнала тайну этого имени. Лобзик – это такой инструмент для выпиливания по дереву. Папа был прав – просто и благородно. Папа всегда оказывался прав, даже когда пересаливал тефтельки. А тефтельки для Карлсона, которые в нашей семье умел готовить только отец, сильно отличаются от бабушкиных ежиков, тефтелек мамы и остальных вариаций на эту тему с добавлением лишних продуктов.
Чтобы тефтельки были правильные – в них не надо добавлять хлеб, манку, лук, чеснок, рис и прочие ненужные ингредиенты. Все это профанация хорошей идеи и экономичный подход к блюду.
Фарш для тефтелек берем говяжий и капельку свиного, перекручиваем два раза, добавляем соль, перец черный молотый, одно яйцо на пол кило мяса, чайную ложку водки для сочности – и все вымешиваем до гладкой массы. Фарш отстает от рук и становится блестящим и аппетитным. Теперь важно найти бабушкину чугунную сковородку с толстым дном, нагреть ее до состояния мгновенного испарения случайно падающих капелек воды и налить немного масла без запаха. Все, можно делать маленькие тефтельки и опускать их на сковородку, где они закоричневеют и подрумянятся со всех сторон, а внутри останутся сочными и светлыми.
Хитрость первая – не портить рецепт лишними добавками. Хитрость вторая – водка! Она придает мясу неповторимую сочность. Третий пункт – вымешивать фарш надо руками, иначе не заметить момента отставания его от ладошек, а это важно. И размеры тефтелек не должно быть больше шарика для пинг-понга. Тогда они будут те самые – карлсоновые. Тефтельки можно есть, можно украшать ими пирамидки из кубиков, можно хранить про запас для голодных детей (часа два-три). И – никакого кетчупа!
Бабушка и БАМ
В биографии моей бабушки есть славная страница. Она у меня строила БАМ. Ну, не весь, конечно, а только байкальскую его часть. Нет, бабушка у меня не строитель и даже не фанатка БАМа. Просто у нее была привычка периодически выходить замуж. И кандидаты были – один другого достойней. Первый неосмотрительно ушел в армию в разгар медового месяца, так что пришлось бабушке срочно искать ему замену. Второй муж (это я считаю только официальных!) любил бабушку до смерти. В буквальном смысле этого не очень приятного слова. От большой любви он неоднократно пытался ее с балкона бросать, травить, душить и зарезать кухонным ножиком. Шекспир бы такого точно не написал, потому что фантазией был скуден. Монологи о любви в исполнении мужа, одной рукой пихающего бабушку с пятого этажа, другой заботливо держащего ее за волосы (чтобы не упала) восторгали даже милиционеров. Только недюжинным актерским талантом второго мужа можно объяснить бабушкино намерение жить с ним дальше и родить ему ребенка. Потом, правда, талант угас, и монологи потускнели. И прозревшая бабушка решила делать ноги.
Нет, не на БАМ, как подумали вы. БАМ еще далеко. Ноги бежали к третьему мужу. Но второй обиделся (а кто бы не обиделся?) и стал бабушку караулить в подворотне с комплектом кухонных ножей. Тут-то его и поймали товарище из правоохранительных органов. И за попытку разрезать бабулино красивое тело на мелкие кусочки упрятали Отелло за решетку. Бабушка, правда, не сильно торжествовала. Все-таки она догадывалась, что потом его выпустят (но это совсем другая история, зато БАМ в нашем рассказе становится все ближе!).
И тут третий муж, который пока еще был в состоянии развода, сказал: «А давай-ка, мы, милая, поможем родине. А нам за это жилье будет и куча кедровых орешков». И когда бабушка сравнила домик на берегу Байкала с бараком, где жила всю сознательную жизнь… а тут еще кедровые орешки, копченый омуль и любимый мужчина без бывшей жены, которая бабушке половину волос уже повыдергивала… Опять же – Китай рядом, где умопомрачительной красоты халаты и покрывала с райскими птицами. Вопрос был решен в одночасье.
Все отъезду знойной бабушки обрадовались, потому что хлопот с ней было двум ее дочерям послешкольного возраста – не счесть! Пока они бабушку от очередного ревнивого ухажера спасали, у них личная жизнь никак не налаживалась. А когда бабушка уехала – половина тетенек барака (не говоря уже об ее собственных дочерях) – сразу замуж вышли. В том числе и за бабушкиных бывших воздыхателей, которые по привычке на общую кухню заглядывали… Словом, наступил мир во всем мире и всеобщее счастье, как при коммунизме. А бабушка в это время всех знакомых письмами с фотографиями забрасывала: она – на берегу, на катере, около дома, с кедровыми орешками, в китайском халате на китайском покрывале с розами и драконами…
