Как это благородно с его стороны, подумала Эллен Черри, что он пытается защитить ее! В ее представлении мужчины-южане славились именно таким подкупающим джентльменством. Надежные, как киногерои, вежливые, как чай, учтивые, как соискатели работы в эпоху финансового кризиса. И все же под поверхностью этой нежной и гостеприимной лагуны угрожающе шевелили своими злобными клешнями свирепые лангусты. Ревнивцы и задиры, даже наиболее образованные и воспитанные из них – адвокаты, психологи, банкиры, – регулярно ввязывались в потасовки с мордобоем, зачастую по причине самого невинного флирта. Обычно это случалось на шикарных вечеринках, где осушались целые моря бурбона. И все потому, что мужчины-южане оказались пойманы в ловушку дурно пахнущей заводи маскулинной этики, классического мужского имиджа, из которого большая часть населения в основном благополучно выросла. Нет, конечно, их кодекс чести давал в виде осадка рыцарский шарм, но и способствовал бабуинскому соперничеству, мешавшему им расслабиться прежде, чем они напьются до полного беспамятства. Их сила была лишь фасадом, поскольку проистекала из правил и традиций, а не из знания собственной личности и своих внутренних ресурсов. Они были бумажными тиграми, эти белые мальчики-южане, однако Эллен Черри все же предпочитала их, а не мужчин-латиносов. Эти парни – мексиканцы, пуэрториканцы и даже некоторые итальянцы – абсолютно не обладали чувством юмора в отношении себя. Они буквально взрывались от гнева по поводу оскорблений столь ничтожных, что любой женщине, чтобы разглядеть таковые и убедиться, что это именно оскорбления, наверняка потребовался бы как минимум микроскоп.
Что касается мужчин-греков, то Эллен Черри уже склонялась к тому, что эти одним миром мазаны с латиносами. Но тут ее муж-англосакс, который, как она только что пришла к выводу, был гораздо предпочтительнее многих жителей Средиземноморья, большинства южноамериканцев и всех художественных критиков вместе взятых, помахал палкой, чем прервал ход ее размышлений.
– Посмотри-ка сюда, моя куколка! – позвал ее Бумер, указывая на отверстие в склоне холма чуть ниже скального выступа. – Здесь пещера.
Верно, пещера. Привыкшая разглядывать пейзажи в своей обычной манере, то щурясь, то широко раскрывая глаза, то фокусируя взгляд, то делая его нарочито размытым, приводя в действие зрительную игру для того, чтобы перетянуть садовую мебель Господа Бога из веранды одной сетчатки в другую, Эллен Черри скорее всего не заметила бы ее. Но с другой стороны, и обычный турист также прошел бы мимо, не обратив на пещеру внимания, поскольку пещера эта была небольшой, а ее входное отверстие частично скрыто зарослями можжевельника и осыпью сланца.
Когда супруги взбирались вверх по склону, ко входу в пещеру, оба думали примерно об одном и том же. Дневной ветерок крепчал, и, несмотря на весну – по календарю, во всяком случае, – было довольно холодно. Так что от одной только мысли о том, что придется раздеться, спина тотчас покрывалась мурашками. Хотя кто знает, вдруг пещера окажется теплой, станет для них чем-то вроде уютной гавани, куда они смогут направить каноэ своей плоти. В общем, они будут заниматься любовью, так сказать, на лоне природы, но примерно в тех же комфортных условиях, что и в салоне индейкомобиля.
Естественно, Бумер настоял на том, что для начала сам разведает, что там внутри. Поскольку склон холма был крутым, солнечный свет попадал в пещеру под углом.
– Пещера неглубокая, и в ней очень пыльно, но на вид вроде бы все нормально, – сообщил, убедившись, что змей или медведей, поджидающих той минуты, когда в пещеру войдет его аппетитная женушка, там нет.
Эллен Черри опустилась на четвереньки и последовала за мужем.
Оказавшись внутри, они смогли выпрямиться во весь рост. Однако в пещеру они пришли вовсе не за тем, чтобы стоять, выпрямившись во весь рост.
– Ты когда-нибудь занимался спелеологией? – спросила Эллен Черри, выкладывая из сумки еду.
Бумер прекрасно знал, что такое спелеология, потому что герой романа Треваньяна «Шибуми», его любимого шпионского триллера, был исследователем пещер.
– Это экзотическая форма прелюбодеяния или же то, чем могут заниматься люди, состоящие в законном браке? – тем не менее вопросом на вопрос ответил он.
Эллен Черри поставила на одеяло банку с пикулями. Ясно как божий день – Бумер просто валяет дурака. Несмотря на его буйное хвастовство – она это знала, – ее молодой муж был скорее застенчив, чем нагловат.
– Понимаешь, – наконец произнесла она, – некоторые женатые мужчины – очень опытные спелеологи. – С этими словами Эллен Черри взяла его за левую руку, провела язычком по пальцу с обручальным кольцом, после чего сняла этот залог нерушимого брачного союза. Протест Бумера тотчас утонул в радостном рыке – это Эллен Черри еще раз, в знак награды, вновь провела язычком все по тому же пальцу.
Задрав юбку до пояса и приспустив трусики на несколько соблазнительных дюймов вниз, она быстро засунула кольцо себе во влагалище и немного подтолкнула вглубь, чтобы убедиться, что оно надежно спрятано. После чего с видом фокусника, демонстративно засунувшего кролика к себе в цилиндр, щелкнула резинкой трусов и объявила, что Бумер может попытать счастья в спелеологических изысканиях там, где сочтет нужным.
Вскоре гулкие своды пещеры огласило сопение, ахи, вздохи, шлепки обнаженных животов друг о друга, легкое клацанье золота об эмаль зубов (это супруги передавали соленое обручальное кольцо изо рта в рот) и почти различимая ухом вибрация ее крошечного сталактита.
Бумер тотчас заблудился среди жуков-светляков и шелковистых шорохов летучих мышей. Он ощущал, как вниз по стволу его исследователя, подобно минеральному раствору в вечность подземного озера, стекает горячая струйка. В этих полостях побывали и другие исследователи, в чем Эллен Черри призналась сама, но Бумера утешало то, что он был первым художником, которому довелось пройтись своей кистью по стенам этой вагинальной пещеры Ласко.
Ох, ах, ух – все эти проявления пещерной, первобытной любви были как раз для него, подумал он. Эта восхитительная пещера внутри пещеры, это палеолитическое междуножное святилище, эта святая святых, это дивное погружение в глубину трахальной тьмы. С какой неодолимой силой они смотрели друг другу в глаза, их взгляды переплетались, как спасательное снаряжение открывателей Карлсбада. Бумеру казалось, что они застряли в узкой расщелине, которая в любое мгновение может одним броском вытолкнуть их в сказочный, неведомый зал с многоцветными колоннами и органными трубами сталактитов. Но, увы, неожиданно с губ Эллен Черри сорвалось слово, которое имело на него тот же эффект, как если бы он лбом наткнулся на сталактит.
– Иезавель! – прошептала она.
– Что?
– Пожалуйста, дорогой, назови меня Иезавелью!
– О боже, только не это! – подумал Бумер. – Этого еще не хватало, всяких извращенческих штучек.
Бумер ничего не ответил и лишь усилил мощь возвратно-поступательных движений.
– Ну, давай же, дорогой!
– Уфф! – Господи, зачем ей это? Трюк с обручальным кольцом – придумка, конечно, замечательная, но это…
