Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
(Это хорошо.)
6. Обладай правдой, когда льешь вино.
Хулы не будет. Если промочишь голову, то,
даже обладая правдой, потеряешь эту правду.
(С головой у меня проблемы.)
Я Вальке говорю:
— Валь, как ты думаешь, это плохо мне или хорошо выпало?
Валька:
— Конечно же, хорошо, чего ты тут не понимаешь?
— Мне что-то не очень тут все доходчиво.
— А что тут непонятного-то? Удача стоит на пороге, но действовать пока рано, если будешь продвигаться вперед осмотрительно, обстоятельства станут складываться лучше. На подхо— де приятный период, ждать которого остается совсем не долго.
— А хвост, голова и поход на страну бесов?
— Ну что ты, ей-богу, это же бытовуха.
— А-а-а… так значит, все не так уж плохо?
— Отлично все, с твоими хвостом и головой тебе никакая страна бесов не страшна.
— Ой, Валь, спасибо тебе, спасибочко.
Я немного успокоилась, все-таки не все так уж ужасно, а Инесса уже достает ЦЗАЦЗУАНЬ.
— Тебе из кого прочитать, из ЛИ ШАНЬИНЯ, ВАН ЦЗЮНЬ-ЮЯ или СУ ШИ?
— Давай из ЛИ ШАНЬ-ИНЯ, у него как-то пооптимистичней всегда.
— Какое слово?
— Слово — «СТРАННО ВИДЕТЬ».
Инесска долго ищет, наконец находит и читает:
Странно видеть: бедного перса; больного лекаря; гетеру, которая не пьет вина; двух слабосильных, которые дерутся; толстуху-невесту; не знающего грамоты учителя; мясника за чтением молитвы; старосту, разъезжающего в паланкине по деревне; почтенного старца в публичном доме.
Все это странно. Но это не то, этого я ничего не видела.
— Добры дэн, — раздался снизу мужской голос. — Вала, Инесс, вы тут?
Валька свесилась вниз с перильцев:
— Привет, Гюнтер, поднимайся! Гюнтер притащился, — прошептала нам.
— Кто такой? — поинтересовалась я.
— Иностранец, дилер по картинкам, наш приятель типа.
И Гюнтер последовал Валиному совету. Мне он показался довольно симпатичным. Такой не большой, не маленький. Довольно ладный, в джинсах, кроссовках, светлый, коротко стриженный, зубы — все, как доктор прописал. Девчонки усадили его на диван, еще чашечка, улыбки. Я тут же была представлена как подруга и художник. Он поклонился. (Тоже приятно — любезный.)
— Гюнтер, Пер.
— Подумать только, — проговорила я. — Только сегодня слушала истории про вашего, так сказать, антипода.
— Про какого антэпода?
— Ну как же, про национального героя Норвегии Пера Гюнта.
— Почэму антэпода?
— Ну, как же? Он — Пер Гюнт, а вы — Гюнтер Пер. Вас, кстати, в школе этим не мучили?
— Чэм?
— Ну, знаете, такая инверсия, так сказать. Все равно что в России быть Онегом Евгениным.
— Меня в школе нэ мучали, я ходил в частную школу.
— Как дела? — прервала мою неудачную шутку Инесса.
— Все хорошо, ездил в Твер, смотрэл картины художникоф всаких у родствэнникоф умэрших художникоф.
— Соцреализм, конечно? — поинтересовалась я.
— Да, а вы откуда знаэте?
— Дело в том, что я еще не видела иностранных дилеров в России, которые бы интересовались чем-либо, окромя соцреализма.
— Я в России всэм интэрэсуюс.
— Гюнтер уже сто лет как живет в России, — сказала Валя. — Практически совсем обрусел.
— Да, это мой дом тоже тэпер.
Валя говорит:
— Вот ты, Гюнтер, взял бы и поинтересовался ее работами, между прочим, не хуже соцреализма. (Как это мило с ее стороны.)
Гюнтер говорит:
— Я обязателно буду интересоваца, мнэ очен интересоваца хочэтся, я телефон возму, позвоню и буду интересоваца.
Молодец Гюнтер.
Инесса говорит:
— Зачем, Гюнтер, по телефону интересоваться, когда можно их воочию увидеть. (Конструктивное предложение.)
Гюнтер говорит:
— Я позвоню и буду интересоваца, когда их можно увидеть, мнэ очень это хочэтся.
Девчонки говорят: «Вот это правильно». Я скромненько так киваю, самой приятно до жути. Бывают же и у меня счастливые минуты.
Гюнтер посидел еще и, надо сказать, зацепил меня как-то, в общем, понравился очень. Отвыкла совсем я от нормальных мужиков, просто не было никогда, не в заводе. А тут спокойный, рассудительный, красивый, не наглый, воспитанный, общительный. Вот он стал собираться, взял мой телефон, чтобы «интересоваца», и отчалил с улыбкой и прочим политесом.
Мы с девчонками остались одни.
Я спрашиваю:
— Вы его давно знаете?
Валька говорит:
— Да какое там? Два раза виделись у одного его друга.
— А про него есть какая-нибудь информация, биографическая справка?
— Инесска говорит, про него ничего не знаем, хоть и тусуется здесь. Вот приятель его, Клаус — настоящий мудак, скряга и придурок, а этот тер-инкогнито вроде ничего. Он что-то сегодня раздухарился, ты явно ему понравилась. Вон как петушился. «Буду интересоваца!»… Пусть, пусть поинтересуется.
Я говорю:
— Пусть интересуется, мне он понравился. А то у меня что-то давно уж не было интересовальщиков никаких. Так и крыша может съехать, вся в себе, да в Митьке, да в чужих проблемах, сны черт-те какие снятся…
Валька спрашивает:
— Какие сны?
— Да… глупости всякие, бред поросячий…
— Ну, бред — это нам всем в последнее время снится, — говорит Инесска. — Это в связи с переменой погоды.
Я говорю:
— Точно. С ней, с переменой, будь она неладна.
На этом и порешили. Тут как раз появилась покупательница. Инесска начала разворачивать свитки, Валька — вазочки передвигать. Я засобиралась, поцеловала девчонок: пока, пока. «Дялинь-брылюнь» — попрощались со мной железные палочки, висящие у выхода.
В троллейбусе народу не было. Ехать было приятно. Стемнело, на бульваре зажглись фонари. Это придавало ему таинственность и романтичность. Настроение поднялось, тревога ушла, хотелось прямо здесь запеть серенаду Шуберта «О, как на сердце легко и спокойно, нет в нем и тени минувших тревог…»
Нет, Митька прав: романтизм, романтизм и никакого барокко, ничего из барокко не приходило в голову, а Шуберт, он такой трогательный… Только не «Девочка и смерть», это очень грустно, слишком грустно… лучше «Форель и Почту» или «Мельника». И вдруг мне очень остро захотелось, чтобы Гюнтер побыстрей начал мной интересоваться. Почему-то я не сомневалась, что это так и будет. Стали мне рисоваться какие-то радужные картинки, какие-то лирические сюжетики, поцелуйчики, лучи солнышка через деревья, мы в обнимку и всякие другие всякости.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
