После разговора с Эфтабом в холле она вытерла слезы и поспешила умыться. Трясущимися руками она приготовила кофе, закурила сигарету и задумалась — она уже немного успокоилась — о причине, толкнувшей ее поделиться своей историей с охранником-индийцем. Ведь ему нет до нее дела. И она не знает, как давно он здесь работает.
Какова бы ни была причина, ей стало лучше, поскольку она дала выход всему, что скопилось внутри, и нашла того, кто поймет ее страх и поучаствует. Пусть это будет низкорослый лысоватый индиец.
«Он не похож на остальную охрану. Он ни на кого не похож», — она успокаивала себя тем, что человек, которому она рассказала личное, был не простым, не обычным.
Она взяла книгу, которую читала уже месяц и одолела несколько абзацев. Перед ней в воображении предстали мысли Эфтаба, и она уже парила где-то далеко.
Она расслабилась и почувствовала, как сама чистота проникает в ее тело. Чистота все пребывала, и ее не порочили ни старые, ни грустные воспоминания. Она увидела далекий свет внутри себя. А со светом пришел голос, который произносил ее имя. Она осторожно растянулась на диване, словно не желая, чтобы голос оборвался, а свет потух. Она все еще держала книгу в руках и довольно улыбалась, прижимая ее к груди. Однако тут же все исчезло. Она поднялась и обернулась, как будто что-то искала. Эти видения либо доведут ее до катастрофы и сумасшествия, либо в ее жизни произойдут прекрасные перемены, подумала она. Затем она успокоилась, прикрыла веки и снова растянулась на диване. Она задумалась над словами Эфтаба и пробормотала: «Мне нужен покой. Мне нужен отпуск». Она задремала, книга упала из рук.
Короткий сон прервало тихое жужжание мобильного телефона. Это было сообщение от подруги, которая спрашивала, может ли она встретиться с ней в галерее башни на побережье аль-Джумейры в семь часов вечера. Она посмотрела на часы — они показывали четыре — и написала подруге ответ. Но прежде чем она смогла отправить сообщение, раздался звонок от Я, четвертый за день.
* * *
Растянувшись на диване, она хотела снова вздремнуть, но что-то на душе мешало заснуть. Она перебралась в спальню и целый час проворочалась в раздумьях: мысли то приходили, то отступали.
Она думала о словах Эфтаба, о звонке Я и спрашивала: «Где же здесь общий знаменатель?».
Я привлек ее внимание, когда она забыла свое имя. Имя, которое вернул ей Эфтаб. Так она думала, не объясняя, почему она считает, что именно Эфтаб вернул ей имя.
«Однако… Почему бы не ответить Я?» — подумала она и повернулась в сторону окна, увидев через зазор в шторах зеленое здание. Она взяла с комода телефон и посмотрела на номер. «Почему я не ответила на звонок?» — снова спросила она себя. Она хотела было позвонить самой, но отбросила эту идею, тяжело вздохнула, закрыла глаза и ощутила, как погружается в сон. Полчаса она дремала. Затем вскочила, испуганная. Ей показалась, что она встречалась уже с тем, что увидела во сне, или с чем-то похожим. Не зеленое здание и не Салим. Телефон, пляшущий на двух ногах. Она танцевала вместе с ним под фонарем. Сначала фонарь светил ярко, потом стал потихоньку угасать и переливаться зеленым. Телефон, с которым она танцевала, превращался в существо с длинным хвостом и коричневым мехом. Она в ужасе отошла от него, и раздался крик.
Грудь ходила ходуном, она не могла отдышаться. Присела на кровати, скрестила руки и посмотрела на часы: было пять. Она встала, надела спортивные брюки и желтую, как банан с тарелки Эфтаба, блузку.
Эфтаб сидел на своем месте, когда она прошла мимо него, спеша к выходу, на улицу к фонарному столбу. И хотя солнечным светом в этот час было залито все вокруг, фонарь оказался, как ни странно, зажженным. Первый раз она увидела его свет в столь ранний час. Чувствовалось, что свет фонаря был столь же вещественен, как и он сам. Она дотронулась до него, словно убеждаясь в его существовании, сомкнула веки и запрокинула голову к небу. Так она простояла не меньше минуты. Когда она опустила голову и открыла глаза, увидела себя на стекле зеленого здания рядом со столбом, точно как во сне. Она попятилась и побежала обратно к дому.
Она поднялась по ступенькам и направилась к Эфтабу. Когда она приближалась, ей казалось, что мир ограничен лишь ею, зеленым зданием и охранником-индийцем, который стоял перед ней. Он не взглянул на нее, вместо этого не сводил взгляда с желтого банана или с чего-то еще. Когда она оказалась прямо перед ним, он обратился к ней с улыбкой:
— Фонарь все еще на месте?
Этого вопроса она не ожидала. Удивительно! Как он узнал, что она была там?
— Здание уже закончили строить, но он все стоит, — сказала она.
Она помолчала, потом продолжила:
— Я люблю этот столб.
— Он тоже любит вас.
Она смотрела на него, шокированная, он же продолжал:
— Все, что вы любите, любит вас.
— Разве материальному свойственны человеческие чувства? — спросила она.
— Лишь любовь может оживить материю, — сказал он.
Как всегда тихо он продолжил:
— Если вы положите свой телефон на стол и отключите звук, оставив только вибрацию, то обнаружите, что он будет двигаться в вашем направлении, когда кто-то позвонит. Вы пробовали делать так?
— Нет, никогда не замечала.
— Верно. Потому что все дело в том, насколько вы любите свой телефон.
Эфтаб пояснил:
— Мы жили в небольшой деревне. Жилище было скромное, а нас много. Однако мы любили свой дом. Инвестор предложил выкупить его, чтобы присоединить наш кусок земли к соседнему участку ради коммерческого проекта. Но родители отказались продать, хотя нам нужны были деньги и дом просторнее. Он был нам дорог. Когда умерла мать, отец возненавидел дом, потому что он напоминал ему о ней. Стало происходить нечто странное, с чем мы раньше не сталкивались: то дверь сломается, то окно разобьется. То там, то тут протечка. Знаете почему? Дом не просто разваливался. Он начал ненавидеть отца в ответ.
Ясмин слушала, открыв рот.
— Иногда мне кажется, что любви нет, что это иллюзия, — сказала она.
— То, чего мы не видим, необязательно не существует. У каждого света есть тень, указывающая на него. А на любовь указывают бесконечные шансы.
— Вы действительно думаете, что шансов бесконечно много?
— Они не могут закончиться, пока есть жизнь на Земле, потому что сама жизнь — это шанс, который дается одному человеку за другим. Вы живете одна, ведь так? — спросил он ее.
— Да, — ответила она и приготовилась с интересом слушать, что он скажет.
— В чем, вы думаете, вы имеете шанс — составить капитал или создать семью?
— Ну, деньги добыть легче, чем найти подходящего мужчину.
— Вам будет предоставлен шанс в том, чего вы действительно хотите.
— Я уже имела опыт, может, в несколько иной форме. Я не верю в то, что мне дадут столько счастья еще раз и что не будет больно.
