Это была, надо сказать, просто адски тяжёлая работа. В вагон входит приблизительно тысяча двести полуцентнерных мешков. В бригаде десять человек, включая нас. С девяти утра до одиннадцати вечера, с перерывами на перекур и на быстрый обед какой-то дрянью, мы разгружали вагон за вагоном, состав за составом. Говорить об усталости не приходится, потому что ощущения, которые я испытывал после «рабочего дня», сложно уложить в нормальный человеческий лексикон. Да и действительно, разве человеческая это работа? Нет, работа эта для самого тупого, гнусного, беспринципного и бездушного, грязного жвачного быдла, которым, по сути, и являлись наши новоявленные коллеги. Пожрать, поспать, упиться в полную невменяемость дешёвой палёной водкой, грязно обругать Москву, москвичей да и вообще всю Россию – вот и все развлечения. Но что нам было делать? Без копейки денег и без документов оставалось только одно – воровать, а нам этого не хотелось. В первый день работы мы измучились настолько, что даже не поехали спать в Пушкино, а вповалку вырубились в каком-то вонючем станционном закутке, где и проживали эти скоты в человеческом облике. У нас не осталось сил даже на ужин. А через несколько часов нас уже разбудили, ибо начинался новый круг этой жуткой пахоты – четырнадцать часов за двадцать долларов.
Гонимые и гонители
Пять смен – невеликий срок. Но после его окончания мы ещё двое суток не выходили из дома, потому что у меня жутко болели все мышцы и я с утра не мог оторвать от подушки даже голову. К слову, эта невероятная боль не покидала меня и во все дни работы, но, естественно, приходилось не обращать на это никакого внимания – цель заработать была определённая. Здоровенному Хохлу пришлось полегче, но он тоже здорово измотался, поэтому понимал меня и не торопил. Отлежавшись, мы взяли свои капиталы и отправились на станцию, к электричке. Ехали мы до Москвы в самом радужном настроении – ещё бы, голод и нищета закончились, и их страшные призраки вместе с придорожными столбами таяли где-то в хвосте состава. Завтра мы уже заработаем столько, что нам хватит на всё самое необходимое, а уже через неделю мы без проблем снимем жильё где-нибудь поближе к «Севастополю». Пусть сначала даже комнату, зато не будем тратить по четыре часа в день на дорогу из Пушкино и обратно. А уже через месяц-другой мы откроем новый офис. Жизнь продолжается, всё впереди. Но, видимо, у судьбы были подготовлены на наш счёт планы несколько иного рода…
Гостиница «Севастополь» находится в московском районе Зюзино, метрах в трёхста от станции метро «Каховская». Это сейчас её загораживает свежевозведённая жилая высотка, а тогда на том месте был обычный пустырь. Выйдя из метро, мы остановились в изумлении – повсюду, куда только хватало взгляда, толпились менты, закованные в бронежилеты и камуфляж с надписью «ОМОН», а кругом стояли их автобусы, уже битком набитые притихшими в ужасе смуглыми торговцами, в чалмах и национальных балахонах. Не успели мы даже среагировать, как у нас уже потребовали документы, а так как их просто не было, нам сразу выкрутили руки, тоже без церемоний запинали ногами в автобус и повезли в отделение милиции «до выяснения». В отделении нас лишили всего содержимого карманов, заставили снять шнурки и рассовали по камерам, потому что в «обезьяннике» мест на всех не хватило. В камере, помимо прочих пленных торговцев, с нами оказался русскоговорящий афганец Абдулла, низкого роста, очень худой мужчина в годах. Он рассказал нам, что рейды такие случаются в гостинице нередко. Омоновцы вваливаются в помещение, рассредотачиваются по этажам, требуют документы на все и вся, вышибают ногами двери тех торговцев, что успели запереться, а деньги из кассы и понравившиеся товары прямо на месте бесхитростно рассовывают по карманам. При этом всех, попавшихся под руку, жестоко избивают дубинками. А если попытаешься возразить, то изобьют так, что потом придётся долго и дорого лечиться.
– Ничего себе! А на каком хоть основании? – обалдело поинтересовался я. О беспределе московских ментов тогда знали абсолютно все, но чтобы до такой степени… Заниматься средь бела дня в столице страны откровенной уголовщиной, самым настоящим грабежом с применением оружия! Это даже не беспредел, а самый настоящий бандитизм.
– Да какое основание, – пробурчал Абдулла. – Нелегал я, из Афганистана. В «Севастополе» нелегалы абсолютно все, и все они из разных азиатских и восточных стран. Да к тому же чёрные. Этого достаточно. Как раз у меня-то на товар все документы в порядке. Но этим же плевать на документы, они грабить приезжают. А каково всем остальным нашим? У них ни документов, ни накладных.
– Как же вы торгуете без документов? Неужели нельзя жить по закону… – тут я осёкся. У нас и у самих была такая же ситуация с офисом. Как-то раз мы с Хохлом на досуге подсчитали, что если заниматься нашим бизнесом по закону, то придётся вносить в казну сто три процента прибыли. Ну, не бред ли? – Но вы хотя бы сами зарегистрироваться пробовали?
– А толку? Мы регистрируемся. Знаете, сколько я плачу в месяц, чтобы торговать в своих двух маленьких лавках? Всем ментам, паспортным столам, крыше бандитской, крыше ментовской и за аренду помещения уходит до двенадцати тысяч баксов в месяц. Это только с меня одного. Но и этого недостаточно! Вот эти волки сегодня, пока мы здесь сидим, заберут весь мой товар, который захотят. А мою зарегистрированную жену вчера мусор у метро пнул ногой в живот, как собаку! Стал обыскивать её на людях, щупать, она возмутилась. А он её – ногой в живот. И регистрацию разорвал. Звери вы, русские! – Абдулла скрипнул зубами.
– Ну, ты, чурка, – таких излияний Хохол выдержать не смог. – Выражения подбирай, а то башку проломлю! Шо ты на русских-то погнал? На себя посмотри! У меня в вашем Афгане вонючем брат старший ранен был и пацанов там русских немерено легло! А ты, чурбан мразотный, живёшь в нашей России, жрёшь тут, и бабло рубишь и в Афган свой моджахедам небось отправляешь, да ещё на нас же и наезжаешь!
– Эй, хватит, вы чего! – Я попытался сгладить возникающий конфликт. – Ты тоже хорош, Хохол. Какая же Россия «ваша», если ты, свинья незалежная, и Россию, и Москву сам вечно помоями поливаешь? Чего ты на него набросился?
– Я просто не люблю чурок. И этот гоблин черножопый пускай заткнётся, а то урою! Развелось их тут, как тараканов, грязные твари!
– Всё, Хохол, сам заткнись, тошно слушать. У меня отец был азербайджанец, что мне теперь, повеситься, что ли, и избавить мир от своего существования, чтобы тебе в нём легче дышалось твоим «арийским» хохляцким хайлом? – я раздражённо отвернулся от идиота и спросил Абдуллу: – А откуда ты так хорошо знаешь русский язык?
– Я в Университете дружбы народов учился, – хмуро взглянул на меня афганец. – При советской власти.
– Во! – зорал Хохол. – Русские тебя, чурку, всему научили, а ты на них наезжаешь! Без нас бы вы там до сих пор кусками глины в сортире задницу вытирали! Все вы неблагодарные скоты и мрази. Не зря вас нормальные русские люди ненавидят!
– Я не хочу больше с тобой разговаривать. Ты слишком громко кричишь на меня, а я тебе в отцы гожусь, – сверкнув глазами, тихо и отчётливо заговорил Абдулла. – Поэтому дослушай, и прекратим бессмысленный спор. Ты вот тоже вроде русский, а сидишь со мной сейчас в одной и той же вонючей, грязной клетке. Задумайся над этим. Перед тем, как русские привезли меня учиться в Союз, они убили моего отца и мать, восьмерых моих братьев и вырезали половину кишлака, в котором я родился и рос. Русские люди, перед тем как меня сюда привезти, сожгли мой дом и сделали всё, чтобы на моей родине стало невозможно жить. Понимаешь хоть немного? Взамен моих убитых русскими родных я получил образование, которым даже не могу воспользоваться. А сейчас русские люди средь бела дня грабят меня и прямо на улице избивают ногами мою жену. За что я должен быть благодарен русским людям? Нет, уважаемый, ты и твой народ – навсегда для меня шурави!
