Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
«Никогда не надо поступаться принципами. И не надо опускаться ниже плинтуса, совершать вынужденные ходы, как в шахматах. Не надо жить вынужденно, хватит хотя бы должностных паллиативов. Жизнь представляет тебе возможность выбирать. И выбирать то, что для тебя органично, что не заставит тебя потом мучиться от стыда за собственное безволие. Только эпидемия не оставляет выбора».
Оставшись в исподнем, он снял пенсне, положил на столик, задул свечку и полез в холодную постель. Здесь, наверху, как и положено, было прохладно.
«Выспаться... — Доктор натянул одеяло до самого носа. — А завтра уехать рано. Как можно раньше».
В дверь тихо постучали.
— Да? — приподнял голову доктор.
Дверь отворилась, показалась горящая свечка. Доктор взял со столика пенсне, приложил к глазам. В комнату, неслышно ступая босыми ногами, вошла мельничиха в длинной белой ночной рубахе и в своем цветастом платке на плечах. В руках она держала горящую свечку и кружку.
— Простите, забыла я вам водицы на ночь поставить. Уж больно наша ветчина солна, ночью пить захочете.
Наклонившись, она поставила чашку на столик. Ее распущенные волосы в этот момент сползли с плеч на грудь. Ее глаза встретились с глазами доктора. Лицо ее все так же было спокойно. Она задула свечку, выпрямилась. И осталась стоять.
Доктор кинул пенсне на столик, рывком сбросил одеяло, встал и обнял ее теплое, мягкое и большое тело.
— Ну вот... — выдохнула она, кладя ему руки на плечи.
Он потянул ее к кровати.
— Дверь прикрою... — шепнула она ему в ухо так, что сердце его застучало молотом.
Но он ни за что не хотел ее отпускать. Прижимаясь к ее телу, приник губами к шее. От женщины пахло потом, водкой и лавандовым маслом. Рывком он задрал ее ночную рубашку и схватил за ягодицы. Они были гладкими, большими и прохладными.
— Ох... — прошептала она.
Доктор повалил ее на кровать и, дрожа, стал срывать с себя исподнее. Но ни оно, ни руки не слушались.
— Черт... — Он рванул, пуговица отлетела, покатилась по полу.
Содрав с ноги одну штанину ненавистного исподнего, он повалился на женщину, стал своими ногами грубо раздвигать ее полные гладкие ноги. Они послушно разошлись и согнулись в коленях. И через мгновения, дрожа и задыхаясь, он вошел в это большое, отдавшееся ему тело.
— Ох... — выдохнула она со стоном и обняла его.
Он схватил ее за полные покатые плечи, которыми любовался за столом, сделал несколько судорожных движений и не смог сдержать себя: семя его хлынуло в это большое тело.
— Хороший мой... — Она успокаивающе прижала его голову к себе.
Но он не мог и не хотел успокаиваться, он сжал ее, задвигался, словно догоняя это желанное и ускользающее тело. Ноги ее разошлись сильнее, впуская его, теплая рука проскользнула по спине доктора и легла на его ягодицы. Доктор двигался резко, обхватив женщину руками, впившись в нее пальцами. Ягодицы его вздрагивали и сжимались в такт движению. Женская рука стала мягко и несильно нажимать на них, словно успокаивая. Доктор шумно дышал ей в шею, голова его вздрагивала.
— Хороший мой...
Рука ее нажимала на его ягодицы, чувствуя ярость сжимающихся мышц.
— Хороший мой...
Рука успокаивала, словно говоря каждым своим движением: не торопись, я теперь никуда не уйду, я твоя этой ночью.
И он внял языку этой руки, судорога оставила его тело, он стал двигаться медленней, размеренней. Левой рукою женщина приподняла его горячую голову и прижалась своими губами к его пересохшим, открытым губам. Но он был не в силах ответить на ее поцелуй. Рот его дышал жадно и прерывисто.
— Хороший мой, — выдохнула она в этот рот.
Доктор владел ею, стараясь растянуть наслаждение, повинуясь нежной женской руке. Тело отзывалось ему, широкие бедра ее сжимали его ноги в такт движению и расходились, сжимали и расходились. Большая грудь ее качала его.
— Хороший мой, — снова выдохнула она ему в рот.
И этот ее выдох словно отрезвил его. Он ответил ей на поцелуй, языки их встретились в горячей телесной темноте.
Они целовались.
Рука ее гладила и успокаивала. Поняв, что мужчина готов долго наслаждаться ею, женщина отдалась ему целиком. Стон ожил в ее большой, колышущейся груди. И она позволила себе стать беспомощной. Грудь и бедра ее задрожали.
— Пахтай меня, хороший мой... — зашептала она в его щеку и обняла обеими руками.
Он плыл по ее телу, эта волна несла и несла, и казалось, конца этому не будет.
Но волна стала вдруг набирать силу, воздымаясь, он понял свою беспомощность, его тело задрожало в предвкушении. Рука ее снова легла на его ягодицы, и уже не нежно, а властно и сильно сжала, надавила, впиваясь пальцами. И ему показалось, что на этих пальцах надеты пять наперстков.
С рычанием он выплеснулся в эту волну.
Женщина застонала и вскрикнула под ним. Он лежал на ней, мучительно дыша ей в шею.
— Горячий... — прошептала она и погладила его по голове.
Отдышавшись, доктор заворочался, поднял голову.
— Сильный... — произнесла она.
Он сел на край кровати, посмотрел в темноте на мельничиху. Тело ее занимало всю кровать. Доктор положил ей руку на грудь. Она тут же накрыла его руку своими ладонями:
— Испейте водицы.
Доктор вспомнил про чашку, взял ее, жадно выпил всю воду. Луна выглянула из-за туч и пролила в окошко свой свет. Доктору стало виднее, он надел пенсне. Мельничиха лежала, закинув полные руки за голову. Доктор встал, нашарил в брюках портсигар со спичками, закурил, снова сел на край кровати.
— Не ожидал, что ты придешь, — произнес он хриплым голосом.
— А ведь хотел? — улыбнулась она.
— Хотел, — кивнул он как-то обреченно.
— И я хотела.
Они молча посмотрели друг на друга. Доктор курил, огонек папиросы отражался в его пенсне.
— Дайте-ка и мне покурить, — попросила она.
Он передал ей папиросу. Она затянулась, задержала дым и стала осторожно выпускать его. Доктор смотрел на нее. И вдруг понял, что ему совершенно не хочется с ней разговаривать.
— Вы безсупругий? — спросила она, возвращая ему папиросу.
— Заметно?
— Да.
Он почесал свою грудь:
— Мы расстались с женой три года назад.
— Бросили ее?
— Она меня.
— Вон как, — с уважением в голосе произнесла она и вздохнула.
Помолчали.
— А детки были?
— Нет.
— Что так?
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
