— Эмили, детка, боюсь, твой новый коллега до вечера утратил дар речи, — прыснул Пинкер.
— Ну, для всех нас это не смертельно, — скривив губы, сказала Эмили, — разве что для мистера Уоллиса.
— Может… может тогда… — Пинкер утирал пальцем слезы. — Может… красноречием отличится его жилет?
Тут наступила очередь Эмили расхохотаться от души. Я в изумлении смотрел на обоих. Сознавая, что я неким образом стал причиной их веселья, я никак не мог взять толк, что смешного они нашли в моем жилете. Да, в тот день на мне был желтый жилет — в тон ботинкам, но даже торговец кофе из Лаймхауса не может не отметить, что жилет à la mode.[15]
Пинкер утирал глаза:
— Простите нас, мистер Уоллис. Мы не хотели вас обидеть. Позвольте, я вам покажу. Есть одна хитрость, которая для нас, людей привычных, сложности не представляет. Смотрите! — Он влил себе в рот немного кофе из ложки и шумно с булькающим звуком втянул. — Секрет заключается в том, чтобы всосать жидкость губами и языком. Всосать вместе с воздухом и с силой сплюнуть.
Я последовал его примеру и на сей раз сумел справиться несколько успешней, — во всяком случае, реакция моих зрителей была более сдержанной. Веселье, правда, вновь вернулось к ним, когда от меня потребовалось овладеть искусством сплевывания дегустируемого кофе в ведро. Пинкер показал, как это делать, ловко выпустив изо рта тонкую струйку, с цоканьем ударившую в металлическую стенку Не успел он повернуться ко мне, как мне уже было ясно: такое воспроизвести будет непросто.
— Представьте, будто вы свистите, — пояснил Пинкер. — И вообще — действуйте решительней.
Я кинул взгляд на Эмили. На ее лице застыло подчеркнутое безразличие.
— Быть может, дочери вашей лучше… — проговорил я.
— Лучше? Что?
— Не присутствовать при этом, боюсь, весьма непривлекательном зрелище?
Пинкер перевел взгляд на Эмили.
— Право, мистер Уоллис, — отозвалась та. — Мы же с вами люди современные. Нам ли краснеть, как маков цвет, из-за таких естественных вещей?
— Да-да, — кивнул я. — Разумеется.
И нехотя вновь повернулся к столу.
— Вместе? — предложил Пинкер.
Он влил кофе из ложки в рот. Я последовал его примеру. Мы втянули и задержали жидкость во рту, вот он выстрелил тонкой темно-коричневой струйкой точно в ведро. Я склонился над ведром, помедлил, чтоб собраться с мыслями, и плюнул, стараясь, чтоб вышло как можно деликатней. Увы, моя деликатность возымела обратный результат: брызги грянули врассыпную по стенкам и дну ведра. Иные и вовсе разлетелись за его пределы.
— Мне ужасно неудобно… — произнес я, покраснев, как рак.
Но Пинкеры меня не слышали. Плечи у папаши тряслись. Из-под ресниц зажмуренных глаз текли слезы. Обхватив себя руками, Эмили раскачивалась взад-вперед на своем стуле, отчаянно тряся склоненной головой в попытке одержать смех.
— Как вижу, вам смешно, — надувшись, сказал я.
Пинкер положил руку мне на плечо:
— Если как поэт вы так и не состоитесь, — задыхаясь от смеха, произнес он, — у вас определенно есть шанс для мюзик-холла. Какова, сэр, поза перед выходом — просто-таки великолепна. Как будто вы вот-вот разразитесь монологом, а не слюни развесите.
— По-моему, слюни я не развешивал!
— А лица выражение каково! — с пафосом продолжал Пинкер. — Сколько достоинства! И как славно, как комично изобразили вы изумление.
— Совершенно не понимаю, о чем вы… — Щеки у меня продолжали пылать.
— Мой милый юноша, — сказал Пинкер, внезапно принимая серьезный вид. — Вы уж простите нас. Мы вдоволь над вами поизмывались. Прошу вас, возвращайтесь к своим обязанностям.
Пинкер направился к двери. Он вышел, и воцарилась тишина.
— Полагаю, я смешон в ваших глазах, — с горечью произнес я.
— Нет, Роберт, — мягко сказала Эмили. — Но, возможно, теперь вы сами себе смешны, а это, я думаю, как раз то, чего добивался отец.
— Да. Я понял.
— Если уж нам предстоит работать вместе, надо, чтоб нам было удобно друг с другом. Такое невозможно, если кто-то все время пытается главенствовать.
— Да. Понимаю.
— Обещаю, что не буду смеяться над вами, если вы обещаете со мной не флиртовать.
— Отлично. Даю вам слово.
Я тяжело опустился на стул.
— Поверьте, — добавила Эмили, и губы у нее дрогнули, — если кто теряет при этом уговоре, то это я.
Глава девятая
Основная трудность словесного описания кофейных ароматов упирается в наш язык. Хотя существует много слов, обозначающих зрительные, звуковые и осязательные восприятия, есть лишь немного слов для обозначения запахов и вкуса.
Тед Лингл. «Справочник дегустатора кофе»
Вероятно, подозрения у Пинкера в отношении моих намерений сохранились. Как бы то ни было, но вскоре к нам присоединилась молодая темноволосая особа, немного моложе Эмили. Явившись, она грохнула на стол громадную кучу книг.
— Моя сестра Ада, — представила Эмили. — Ада, это Роберт Уоллис.
Сухое «очень приятно» Ады предполагало как раз обратное. Я взял одну из книг и взглянул на корешок: «Пробы воды в целях санитарии». Боже милостивый!
Ада забрала книгу у меня из рук.
— Труд профессора Фрэнкленда — нормативное пособие о роли химических соединений.
— Ада собирается поступать в Оксфорд, — сказала Эмили. — Вы ведь там учились, Роберт, не так ли?
Ада мгновенно встрепенулась:
— В каком колледже?
— Крайст Черч.
— Там хорошие лаборатории?
— Не имею ни малейшего представления.
— А что Кларендон? Достойное заведение?
Минут десять она подвергала меня перекрестному допросу насчет новых учебных аудиторий, женских колледжей, экзаменационных залов и прочего. Я ее разочаровал. Я мог бы описать рассветную прогулку по оленьему парку колледжа в обнимку с парочкой подгулявших друзей, или дневное плаванье на лодке в деревушку Уайтем, чтобы полакомиться жареной форелью, но о перечисляемых ею лекционных аудиториях и преподавателях я ничего в сущности не знал.
Однако присутствие еще кого-то рядом оказалось не без пользы. В конце концов общедоступность была целью нашего глоссария, и на Аде мы имели возможность апробировать успех нашего продвижения к цели. Кроме того, Ада поспособствовала нам и в практическом смысле, когда дело дошло до создания пробного экземпляра. Но я забегаю вперед.
Примерно в двенадцать Эмили потянулась.
