Остальные погрузились в папки, и в комнате воцарилась тишина. Первым я наметила вызвать Олсона и сделала пометку просмотреть историю его разговоров во внутрисетевом чате компании. Девять десятых сотрудников уверены, что посторонние не способны получить доступ к этой функции, иначе не стали бы писать в чате то, что пишут, это сто процентов.
Я приготовилась начать, но Олсон все не возвращался. Часы подсказывали, что он отсутствует уже десять минут. И тут меня осенило, что соискатель выбежал вместе со своим досье.
Опрометью вылетев в коридор, я вломилась в мужскую комнату. Молодой парень мыл руки.
— Эй, леди, это не общий туалет!
Не удостоив его ответом, я гаркнула:
— Олсон, если вы здесь, выходите немедленно!
Тишина. Рядом с зеркалом на стене висела табличка с надписью: «С праздника жизни всякий уходит голодным». Молодой человек у раковины оторопело хлопал ресницами, причем такими длинными, что, не снедай меня гнев, я почувствовала бы зависть.
Мне пришлось открывать двери всех кабинок, спрашивая: «Есть тут кто?» Ответа не последовало. Я направилась к двери.
— Завтра здесь в это же время? — подмигнул мне юнец, когда я пролетала мимо.
Я сразу позвонила Спарки и сообщила, что мистер Джон Олсон провалил первый этап тотальной проверки.
— Вам не мешает отследить его по смарт-карте и заставить вернуть личное дело.
— Отследить? — хмыкнула Спарки. — Мне это нравится, сделаю это прямо сейчас, если он еще в здании, конечно. Между нами, Олсон с самого поступления к нам с горшка не слезает. У вас нет специального дерьмодатчика или чего-то в этом роде? Ладно, пока, удачи вам с остальными.
Она положила трубку, а я повернулась к своим подопечным.
11
Соискателей осталось только трое. С формальной точки зрения мои труды по части проверки Джона Олсона можно было считать оконченными. Но у большинства из нас, шотландцев, любопытство, как больной зуб: затронешь — не отпустит. Меня не переставала мучить загадка: что скрывал Олсон и связано ли это со смертью Кена?
Переходя в соседний кабинет, намеченный для собеседования, я прихватила диетическую «колу», забытую на столе Олсоном. У меня созрел план, но требовалась помощь Фила.
К этому времени выражение лиц испытуемых сменилось с неприязненного на беспокойное. Джо Танаку, Рона Риверса и Марси Энн Кент объединяло нечто общее — все они были ребятами подкованными. Подкованными в законах термоядерной динамики, квантовом счислении, продвинутом конструировании того или продвинутом конструировании этого. Особенно мисс Кент. Глянув на список ее академических разработок во время учебы в Массачусетском технологическом университете, я ощутила, что мой собственный мозг по сравнению с ее — не более чем песчинка рядом со вселенной. В свои двадцать два она уже стяжала всех уровней премии и награды за работу по расширенным булевым поисковым парадигмам. Да мне жизни не хватит, чтобы понять хотя бы значение этого термина. Не поймите превратно: я не завидовала теоретическим и техническим успехам Марси Энн. Напротив, даже испытывала восхищение и гордость за женщину, которая побила парней на поле, испокон века почитающемся их вотчиной.
Я включила свой проверенный 256-мегабайтный диктофончик «Сони», способный вместить до девяноста часов записи. Меня часто ставила в тупик мысль: как Сэм Спейд и Майк Хаммер ухитрялись справляться с расследованием, ничегошеньки не фиксируя.
Первым я вызвала Джо Танаку, потом Марси Энн Кент и на закуску Рона Риверса. Собеседование затянулось до вечера — этот Рождественский сочельник им запомнится надолго. Я осыпала их вопросами, требуя что-либо пояснить или дополнить. За время таких интервью мои идеи обретают плоть и очертания, а именно к этому я и стремлюсь. У меня есть железное правило — не испытывать к испытуемому ни приязни, ни антипатии, ибо это мешает объективности. Но никому еще не удавалось полностью преодолеть эффект первого впечатления.
Мне понравился Рон Риверс. Во время собеседования он шутил, как поступила бы и я, окажись на его месте. Марси держалась твердо, но казалась слишком скованной и не очень откровенной. Девчонка представляла собой букет из мозгов и образования, перехваченный красной ленточкой амбиций. Мисс Кент прекрасно осознавала свой талант, а мне не удавалось понять, насколько безжалостной она может быть или насколько далеко пойдет ради достижения цели. Джо был из разряда парней, от природы одаренных математическими способностями. По жизни он шел вразвалочку, и к двадцати семи стал уже законченным нахалом. Во время интервью Танака попытался ошарашить меня потоком профессиональных терминов, а под конец рискнул пригласить на свидание.
Мне хотелось бы побольше узнать об их работе на «Хай-Дату», но это, если честно, было выше моего разумения, да и платили мне не за это. Я бережно опустила принадлежащую Джону Олсону жестянку с кока-колой в бумажный пакет — всегда таскаю с собой несколько, собрала «Сони» и свои записи и отправилась в офис Спарки. Было шесть часов вечера дня накануне Рождества, и я легко могла представить, почему никто не стремится подсидеть Спарки. Та набрала номер охраны и предупредила, что я готова выйти.
— Лихо вы раскрутили мистера Олсона, — завела разговор Спарки, пока мы дожидались провожатого. — Впечатляет. Удалось что-нибудь вытянуть из других рекрутов?
— По первой встрече нельзя судить, — отозвалась я.
— Марси не сказала, что Кен приударял за ней? Ведь если она сама не скажет, это сделает кто-то другой.
— Откуда вам про это известно? — спросила я самым строгим своим следовательским голосом. — Мне Марси заявила, что только однажды встречалась с Кеном, в самом начале своего обучения.
— Эге, мой кабинет — перевалочный пункт для обмена слухами. Я, как правило, все обо всех знаю. И хочу поделиться с вами, чтобы эта наглая сучка не вешала вам лапшу на уши. Когда их учеба только начиналась, я сразу предупредила их, что они ныряют с головой в чашку Петри.[11]Но разве станут они слушать? Никогда. Эти самоуверенные выскочки считают, что знают все на свете.
Я не знала, лжет она или говорит правду, поэтому смолчала. Бывают ситуации, когда не стоит говорить ничего.
— Я не утверждаю, что Кен был ангелом, вовсе нет. Гордон волочился за каждой юбкой в «Хай-Дате». Наш местный донжуан. Но я вовсе не желаю, чтобы мисс-задери-нос Марси позволяла себе лгать на этот счет. На чистоту, меня не огорчит, если ее выпрут.
Спарки достала из среднего ящика стола ключ и отперла встроенный в дальнюю стену каталожный шкафчик. Она извлекла из нижней его секции папку и вернулась на место.
— Позволю сделать догадку: вам не нравится Марси, — заявила я.
Спарки с улыбкой хлопнула на стол желто-коричневую, цвета манильской бумаги, папку из сейфа.
— Ей стоило хотя бы держаться повежливее. Я ей не какая-нибудь секретарша, и мне много чего известно, — она раскрыла досье и ткнула пальцем в страницу. — Вот, скажем…
