— Treize, Treize tourbillons, allez а cause des montagnes, levez а la montagne!
Он повел носом, кивнул, откинулся на спинку стула, сложил руки на груди. Баллон потихоньку шипел, постепенно покрываясь изморозью. На улице потихоньку начало розоветь небо, забренчал вдалеке ранний утренний трамвай.
Наконец Испанец удовлетворился своей работой, завернул вентиль, затянул узел рюкзака, после чего достал коробок спичек, с интересом тряхнул возле уха, открыл.
Скользнув по серной полоске, спичка вспыхнула с первой попытки. Ночной колдун, склонив голову набок, немного полюбовался расползающимся по тонкой деревяшке пламенем, а потом коротко разрешил:
— Беги…
На долю мгновения открытая створка и пробоина в стекле через улицу соединились тонкой голубой нитью, как тут же грохнул пугающий в ночной тишине взрыв — третье слева окно в ослепительной вспышке вылетело наружу. Пламя слегка осело, потемнело и заплясало красными огоньками. Испанец опасливо покосился через плечо — смертные безмятежно спали.
Гость аккуратно закрыл створки — впрочем, поднимать на подоконник цветы поленился, — закинул рюкзак за спину, взял палку, прихватил мимоходом яблоко со стола. На секунду остановился у двери, прислушиваясь к происходящему снаружи. В коридоре царила тишина. Кто проснулся от взрыва — прилип к окнам, кто ничего не услышал — дрых себе спокойно до звонка будильника.
Испанец, бесшумно ступая, скользнул из комнаты, мягко прокрался к входной двери и просочился на лестницу.
* * *
Санкт-Петербург, Заставская улица,
14 сентября 1995 года. 11:55
Алексей поднялся на четвертый этаж, вышел в коридор и остановился, глядя под ноги. По каменному полу неторопливо бежали струйки воды, по которым, как маленькие, но очень гордые кораблики, плыли хлопья пены. Дикулин, переступая ручейки, подошел к выделяющейся черным прямоугольником двери, заглянул внутрь:
— Добрый день, Сергей Леонидович.
— Издеваешься, массажист? — вздохнул следователь, который тоскливо замер посреди кабинета, больше напоминающего погашенный для ремонта котел угольной ТЭЦ. От столов, сколоченных из прочного огнеупорного ДСП, остались только скрюченные остовы, от деревянных стульев — вообще ничего. По странной прихоти огня на полу сохранилось несколько пятен зеленого линолеума. Еще выжили сейфы, обильно присыпанные пеплом расследованных и не очень уголовных дел, украшенные обугленными деревяшками и осколками стеклянного графина вкупе со стаканами.
— Солидно вы тут вчера покуролесили, — сочувственно кивнул Дикулин. — Отмечали чего-нибудь?
Нефедов повернул к нему лицо, и у Алексея сразу пропало желание шутить. Он прокашлялся, спросил:
— А что тут вообще гореть могло?
— Да дела и горели, будь они неладны!
— Это вообще не я, Сергей Леонидович, — пожал плечами Дикулин. — Честное слово, и в мыслях не имел.
— Да я знаю, Леша, — кивнул толстяк.
— А чего тогда звали?
— На сейф посмотри. Во-он ту головешку видишь? Опознать сможешь? Давай, Леша, постарайся…
Дикулин пожал плечами, взял в руки полуизогнутый, потрескавшийся и обугленный кусок дерева. И вдруг почувствовал, как по рукам поструилось тепло, меж лопаток забегали мурашки, и где-то там, по ту сторону бытия, опять ощутился живой интерес к его, Алексея Дикулина, личности. Он торопливо вернул останки на мокрый и закопченный сейф:
— Это кошка. Та, что у знахаря в Красном Селе нашли.
— Правда? — оживился следователь. — А опознать ты ее сможешь?
— Дык, опознал же!
— Нет, не так. По правилам, при понятых, с предъявлением еще четырех-пяти похожих головешек.
— Смогу.
— А как?
— Ну, — развел руками Алексей, — все вам расскажи, да покажи, да дай попробовать. Это мое дело. Консультант я или нет?
— Так точно опознаешь?
— Сергей Леонидович, да что случилось-то?
— Не знает никто, — пожал плечами следователь. — Около четырех утра что-то бабахнуло и в кабинете возник пожар. Экспертизы еще не делали, но добрые люди уже намекнули, что я статуэтку стырил, вместо нее корягу положил да поджигу какую-нибудь оставил. Она ведь, зараза, двести тысяч «енотов» стоит… Поди докажи, что не брал. Сгорело ведь все под корень…
— Опознаю, Сергей Леонидович, не беспокойтесь, — кивнул Дикулин. — Можете записывать в свидетели, отмажемся как-нибудь.
Он потоптался у порога еще немного, потом поинтересовался:
— Так я пойду, Сергей Леонидович?
— Да, Леша, — кивнул Нефедов. — Спасибо, что заехал. Хоть одно обнадеживающее известие за утро услышал.
— Если что, звоните…
Алексей развернулся, спустился вниз по лестнице, вытаскивая из кармана ключи от мотоцикла.
— Молодой человек! Молодой человек, подождите, пожалуйста!
На этот раз она была одета в двухцветное длинное приталенное пальто: все красное, но от правого плеча до пояса опускалась белая полоса. На шее — бледно-розовый шелковый шарф, в ушах — серьги с рубинами. Прежними остались только карие глаза, брови и собранные на затылке волосы.
— Молодой человек, простите за беспокойство… — Она приближалась быстрыми шагами, каждый из которых отмечался звонким цокотом каблучка по асфальту. — Я так поняла, что вы экспертом при следователе работаете?
— Нет, — отрицательно покачал головой Алексей. — Я тут так, вольным стрелком.
— Но ведь именно вы были в кабинете Сергея Леонидовича, когда я заходила?
— Но это еще не значит, что я эксперт… Извините…
Девица была, конечно, чертовски привлекательна. Но от нее за версту разило деньгами. Может, не шальными, но весьма солидными, и Алексей прекрасно понимал, что ему, обычному массажисту на вольных хлебах, изредка перебивающемуся заказами по решению проблем с разными знахарями и экстрасенсами, тут ничего не светило. А потому не стоило и кавалера галантного из себя строить — чем раньше уйдешь, тем меньше станешь ножки на каблучках вспоминать.
— Вы меня простите, пожалуйста. Меня Еленой зовут. Там, у следователя, была одна моя вещь…
Алексей замедлил шаг. Терпеть, как на нем испытывают женские чары, он не собирался, но и на откровенную грубость скатываться тоже не хотел.
— Нет больше вашей вещи, Елена, уж извините. Не повезло.
— Ее украли? — нагнала его, цокая каблучками, девушка.
— Нет, — вздохнув, остановился Дикулин. — Сгорела.
— А откуда вы знаете?
— Я ее видел.
— Значит, она все-таки достаточно сохранилась?
— Нет, — мотнул головой Алексей. — Одна головешка.
