Глава 1Рассвет 22 марта был туманным и холодным. К югу от города, поблескивая пятнами изморози на асфальте, тянулось через мокрые сосновые леса имперское шоссе Рейхе-штрассе 96. В это неприветливое утро второго дня весны шоссе было забито машинами. Даже для военной Германии такое скопление транспорта казалось нереальным.
Некоторые из тяжелых грузовиков были загружены громоздкими картотечными шкафами, ящиками с документами, офисным оборудованием и картонными коробками. Другие были забиты произведениями искусства: прекрасной мебелью, ящиками с картинами, скульптурами, медными украшениями и фарфором. В одном из открытых грузовиков на горе вещей тихо покачивался незрячий бюст Юлия Цезаря.
Среди грузовиков попадались большие легковые автомобили самых разных моделей: «хорьхи», «вандереры», роскошные лимузины — «мерседесы». На них серебрились медальоны со свастикой, которыми помечался официальный транспорт нацистской партии. Все машины двигались по имперскому шоссе 96 в одном направлении: на юг. В машинах сидели партийные чиновники Третьего рейха — нацистская элита, «золотые фазаны», те, кто был удостоен чести носить золотые значки-свастику. «Золотые фазаны» эмигрировали вместе со своими женами, детьми и имуществом. Мужчины в коричневых мундирах, злые и мрачные, смотрели прямо перед собой, как будто боялись, что в любой момент их могут остановить и отправить обратно в то единственное место, где они не желали находиться: в Берлин.
В противоположном направлении, на север, спешил большой «мерседес», штабной автомобиль вермахта. На его левом крыле торчал металлический, в черно-красно-белую клетку флажок командующего группой армий. Рядом с шофером сидел, ссутулясь и уныло глядя на дорогу, закутанный в потертую дубленку и теплый шарф генерал-полковник Готтхард Хейнрици. Как все генералы рейха, он прекрасно знал эту автостраду. Кузен Хейнрици фельдмаршал Герд фон Рундштедт когда-то язвительно назвал ее «дорогой в вечность». Многих старших офицеров унесла она в забвение, ибо была прямой дорогой в генеральный штаб немецких войск, находящийся в 18 милях от Берлина. Даже местные жители не знали, что хорошо замаскированый военный мозговой центр гитлеровской Германии прячется в густом лесу прямо за городком XV века Цоссеном. В Цоссен и направлялся сейчас Хейнрици.
Если движущийся навстречу поток — тревожное свидетельство бегства правительственных министерств — и произвел какое-то впечатление на генерала, он не поделился им со своим тридцатишестилетним адъютантом, капитаном Генрихом фон Била, сидящим на заднем сиденье рядом с ординарцем Хейнрици Бальценом. Все многочасовое пятисотмильное путешествие в машине по большей части царило молчание. Еще до рассвета генерал и его спутники покинули Северную Венгрию, где Хейнрици командовал 1-й танковой и 1-й венгерской армиями. Они долетели до Баутцена около чешско-германской границы, а оттуда выехали на автомобиле. И теперь каждый час приближал пятидесятивосьмилетнего генерала, одного из лучших специалистов вермахта по обороне, к величайшему за всю его сорокалетнюю военную карьеру испытанию.
Все детали своего нового назначения Хейнрици должен был узнать в Цоссене, но он уже понимал, что ему придется воевать не с западными союзниками, а со своими старыми врагами — русскими. Горькое, хотя и обычное для Хейнрици задание: он должен принять командование группой армий «Висла», удержать русских на Одере и спасти Берлин.
Вдруг взревела сирена воздушной тревоги. Хейнрици вздрогнул и резко обернулся. В заднее стекло он увидел кучку фахверковых домов, но никаких признаков бомбежки или самолетов союзников. Вскоре дрожащий звук замер вдали, но не он заставил вздрогнуть генерала. Ему было не привыкать к авианалетам. Удивило его другое: он вдруг осознал, что здесь, в самом центре Германии, даже в маленьких деревушках есть сирены воздушной тревоги. Хейнрици командовал войсками с 1939 года, с самого начала войны, сперва на Западном фронте, а затем, после 1941 года, в России и не был в Германии более двух лет. Он плохо представлял воздействие тотальной войны на внутренний фронт и вдруг с горечью понял, что стал чужаком в собственной стране… он не ожидал ничего подобного.
Немногие из немецких генералов имели такой большой опыт этой войны, и мало кто из военных столь высокого ранга достиг меньшей известности. Хейнрици не мог сравниться с ярким Роммелем, прославившимся военными успехами и удостоенным поднаторевшим в пропаганде Гитлером фельдмаршальского жезла. Имя Хейнрици редко появлялось в печати, разве что в армейских приказах. Слава, о которой мечтает каждый солдат, ускользала от него. Будучи долгие годы командующим на Восточном фронте, он сражался с русскими в роли, которая самой своей природой приговаривала его к неизвестности. Его операции были связаны не с триумфами блицкрига, а с горечью и отчаянием отступления. Его специализацией была оборона, и в этом искусстве немногие могли с ним сравниться. Вдумчивый, педантичный стратег с обманчиво мягкими манерами, Хейнрици был суровым генералом старой аристократической школы, давным-давно научившимся удерживать фронт с минимумом людей и самой низкой ценой. Как заметил однажды один из его штабных офицеров, «Хейнрици отступает, только когда воздух превращается в свинец, и то лишь после тщательного обдумывания».
