— Спасибо, сэр! — обрадовалась Гвинет. И вспомнив, как вылетела из комнаты Марион ле Февр, когда та отказалась признать невиновность Бедвина, добавила виновато:
— А вы не могли бы поискать ещё трав от больного горла и головы? Наша гостья заболела.
— Хорошо, я и для неё соберу травы.
Гвинет поблагодарила снова и повернулась, чтобы идти, но Урсус протянул руку, чтобы задержать её.
— Помнишь, что я сказал вам, когда вы искали крест? — спросил он серьёзно. — В своё время все отыщется. И если можно доказать невиновность Бедвина, ты непременно найдёшь, как это сделать.
Глава седьмая
— Что это с Гвинет? — спросила Айдони Мэйсон, оставив на минуту булькающий над огнём горшок. — Вы что, поссорились?
Гервард замялся. Он не хотел ссориться с сестрой. Но стоило ему только предположить, что Бедвин может оказаться виновным, и Гвинет вышла из себя. Вот всегда она так — вобьёт себе что-нибудь в голову, и слушать ничего не желает!
— Она расстроена из-за Элеонор, — объяснил он. — И из-за Бедвина.
— Как и все мы.
Айдони проверила, как Гвинет справилась с тестом, вернула его в глиняный чан и закрыла чистым льняным полотном.
— Ты бы поискал её, Гервард. Нельзя, чтобы она носилась по всей деревне в таком виде.
Гервард поспешил воспользоваться советом. Ему не хотелось признавать, что именно после его слов Гвинет сорвалась с места, а теперь мать дала ему возможность исправить положение и поговорить с сестрой ещё раз. Пусть даже он не уверен в невиновности Бедвина, он ведь не жаждет, чтобы каменщика повесили без суда и следствия! И Элеонор лучше искать вдвоём… Может, Гвинет всё-таки успокоится, и они сумеют обсудить дальнейшие планы?
Однако на улице он Гвинет не увидел. Может, она пошла в аббатство или отправилась искать Урсуса? Гервард решил проверить оба варианта — сначала он забежит в аббатство, а если сестры там не окажется, пойдёт к Тору.
В аббатстве никого не было. Только в новой церкви возились несколько каменщиков — остальные, по-видимому, продолжали поиски.
Гервард выскочил на улицу и чуть не столкнулся в воротах каким-то человеком в чёрном плаще. Среднего роста седой бородатый незнакомец шагнул из тёмного проёма ему навстречу.
— Доброго вам утра, юный господин, — приветствовал он Герварда. — Вы не могли бы помочь мне с одним поручением?
— Если это в моих силах, сэр, — вежливо ответил Гервард. — А что надо сделать?
Незнакомец извлёк из-под плаща запечатанный свиток пергамента.
— Отдайте это письмо лорду Ральфу Фиц-Стивену.
— Хорошо, сэр.
Конечно, Герварду не терпелось отыскать сестру. Но ведь письмо задержит его ненадолго… Зато можно будет выведать у лорда Ральфа, как идут поиски, и что там с Бедвином.
Он взял пергамент, и незнакомец тут же растворился в тени монастырской стены. Пока Гервард пробирался в покои лорда Ральфа, зазвонил колокол. Навстречу стали попадаться монахи, спешащие к службе.
В покоях лорда Фиц-Стивена жарко горел камин. Лорд Ральф сидел у огня с кубком вина в руке. Лицо его было усталым и измученным. Гервард подумал, что за последний день он постарел лет на десять. По другую сторону камина расположился Годфри де Массар.
— А, это ты, Гервард, — сказал лорд Ральф. — Чего тебе?
— Я принёс вам письмо, милорд.
— Что-нибудь насчёт строительства, — сказал лорд Ральф отцу Годфри, забирая пергаментный свиток. — Подожди, Гервард. Может, надо будет передать ответ.
Он подошёл к светильнику, развернул пергамент и начал читать. В тот же миг лицо его побледнело ещё сильнее. Он хрипло вздохнул и покачнулся. Отец Годфри вскочил, вместе с Гервардом они подхватили лорда Ральфа под руки и усадили в кресло.
— Что случилось? — спросил отец Годфри испуганно.
— Вот, читайте.
Лорд Ральф протянул пергамент священнику, схватил со стола кубок и осушил его одним глотком.
“Лорду Ральфу Фиц-Стивену. — громко прочёл отец Годфри. — Ваша дочь Элеонор жива и здорова.
На последних словах он запнулся, а потом продолжил торопливо:
— Девочка будет возвращена вам в том случае, если вы наполните золотом монастырский рыбный садок и оставите его у дороги ведущей в Уэллс возле старого каменного креста в сумерках на третий день начиная с нынешнего. И никому ни слова, если вы хотите увидеть вашу дочь живой”.
Гервард просиял — Элеонор всё-таки жива! Надеясь, что о его существовании забыли, он осторожно придвинулся поближе. Может, удастся услышать ещё что-нибудь?
Отец Годфри тепло по-человечески улыбался. Гервард никогда прежде не видел у него таких глаз.
— Но ведь это замечательные новости, милорд! — произнёс священник. — Вам хватит трех дней, чтобы собрать золото?
— А?.. Да…
Лорд Ральф был словно пьяный, но постепенно начал приходить в себя.
— Я напишу в поместье, и мне сразу пришлют золото. И надо сказать людям, чтобы прекращали поиски.
— Нет, милорд, — нахмурился Годфри де Массар. — Видите, что написано? Ни одной живой душе!
— Но все так волнуются, — огорчился лорд Ральф. — Неужели нельзя сказать хотя бы, что Элеонор жива?
— Нет — ради неё самой. Подумайте, что с ней будет, если вы ослушаетесь! Не подвергайте девочку опасности.
— Конечно, вы правы, святой отец, — вздохнул лорд Ральф. — Мы должны в точности исполнить все, что написано, чтобы Элеонор благополучно вернулась домой.
Отец Годфри ободряюще похлопал его по плечу, обернулся к Герварду, и глаза его сразу сделались ледяными.
— Если кто-нибудь узнает, парень, ты будешь иметь дело со мной.
— Да, сэр, — поспешно ответил Гервард. И, просияв, добавил:
— А когда вы заплатите выкуп, можно будет выпустить Бедвина!
Но когда взгляды обоих мужчин обратились к нему, Гервард понял, что это было слишком смелое заявление.
— Не торопись, — одёрнул его отец Годфри. — Мы ещё не знаем, что каменщик не участвовал в этом деле.
— Но ведь Бедвин заперт в погребе у мастера Торсона, — возразил Гервард. — А письмо мне отдал совсем другой человек. Я вообще его раньше не видел! И значит, Бедвин не при чём.
Лорд Ральф покачал головой, а отец Годфри заговорил медленно, будто объяснял что-то бестолковому послушнику:
— Это не доказательство, мальчик. Мы знаем только, что Бедвин не мог действовать в одиночку. Но он несомненно задержался в аббатстве до поздней ночи, и у него было ожерелье Элеонор. Пусть Бедвин и не убийца, это не значит, что он ни в чём не виноват.
— Это же глупо!
