Я смотрел на карту, пока Фреда не забрала ее у меня из рук и не положила рядом с прочими.
— Мэттьюс, — ответила Фреда. — Его зовут Мэттьюс.
— Он тоже мертв, — ошеломленно протянул я.
— Откуда ты знаешь?! — вскинулась Фреда.
Я беспомощно пожал плечами.
— Я не знаю. Это… это как старое воспоминание, отдаленное и туманное. Или, может, сон. Я почти вижу это, но неотчетливо. Я только знаю, что видел его в этом сне и видел, что он умер.
— Что с ним произошло? — не унималась Фреда. — Как он умер?
Я покачал головой.
— Извини. Не могу вспомнить.
На самом деле, я был уверен, что умирал Мэттьюс мучительно, но не мог заставить себя сказать об этом Фреде. Ей явно нелегко будет это перенести. Видно же, что Мэттьюс ей дорог.
Фреда вздохнула.
— Может, это был всего лишь сон, — сказал я, пытаясь подбодрить Фреду и показать, что и сам на это надеюсь. Но в глубине души я твердо знал: никакой это не сон. — Возможно, они оба живы, просто где-то задержались.
— Не отмахивайся от снов. Они часто предвещают будущее. Я много раз видела сны, которые впоследствии сбывались. Если ты говоришь, что Аланар и Мэттьюс мертвы и ты видел во сне, что они умерли, велика вероятность, что так оно и есть.
— Но это был всего лишь сон.
— Возможно, я верю в это именно потому, что ты увидел это во сне.
— Ну, как скажешь, — отозвался я, слегка пожав плечами. Обычно снам я верил не больше, чем всяким предсказателям.
Я уселся поудобнее и принялся рассматривать Фреду и ее карты. Похоже, она унаследовала от Дворкина не только его недостатки, но и его достоинства. Он никогда не пытался увильнуть от неприятных известий, какими бы ужасными они ни были. И я тоже усвоил этот урок, благодаря Дворкину.
— Расскажи мне о Мэттьюсе, — попросил я.
— Он, как и Аланар, пропал с год назад. После этого никому не удавалось с ним связаться. Впрочем, он всегда был вспыльчивым. Однажды вечером он после скандала с Локе умчался прочь… и больше от него не было ни слуху ни духу.
Локе — это был неприятный, самодовольный тип с одной из перевернутых мною карт. А ведь Фреда упоминала его и раньше и довольно-таки уничижительным образом. Они явно были не в ладах.
— Я надеялась, — добавила Фреда, — что Мэттьюс просто впал в хандру и что со временем он успокоится, простит Локе и вернется, прежде чем…
— Она печально улыбнулась и сморгнула слезы. — Но сейчас это не твоя забота, Оберон. Давай дальше. Тяни следующую карту.
Я быстро перевернул следующую.
— Эйбер, — сказала Фреда и добавила его к прочим картам — теперь их стало восемь, — кругом разложенных на столике.
Я подался вперед, чтобы получше разглядеть этого проказника, что так замечательно рисует карты. Хотя его черты и отличались некоторой грубоватостью, Эйбер был красив — по крайней мере, на этом изображении. Вся его одежда была темно-красной: обтягивающие штаны, туника, перчатки, длинный, свободно струящийся плащ. Возраст навскидку не определялся, но мне почему-то подумалось, что мы с ним ровесники. У Эйбера были темно-русые, коротко подстриженные волосы и аккуратная бородка; серо-зеленые глаза смотрели спокойно и уверенно. Он стоял в героической позе, но вместо меча в руках у него была кисть живописца. Я мысленно рассмеялся. Да, мне определенно нравилось его чувство юмора.
В нем тоже чувствовалось сходство с Дворкином — некая причудливая эксцентричность, которая у Дворкина вырывалась на волю лишь изредка, в основном по большим праздникам, когда он выпивал лишку. Тогда он делался весел и беззаботен и принимался развлекать окружающих — скажем, извлекал из ниоткуда монетки либо принимался декламировать эпические повествования о героях древности и их приключениях.
Не знаю, что это было — должно быть, игра света, — но после того, как я внимательно присмотрелся к изображению, я готов был поклясться, что Эйбер тут прямо-таки живой. Мне показалось, будто крохотное изображение моргнуло и начало поворачивать голову — но тут Фреда резко накрыла карту ладонью.
— Не делай этого! — предостерегающе произнесла она.
Я взглянул ей в лицо и обнаружил, что оно вдруг сделалось холодным и суровым. Возможно, эта процедура значила для нее куда больше, чем мне подумалось. Передо мной была не какая-нибудь гадалка, а сильная женщина, которая стремительно перешла к действиям и овладела ситуацией. Это меня восхитило. Я никогда не любил слабовольных дамочек. Если у женщины в душе огонь и сталь, это лишь добавляет страстности любовным делам.
— Почему? — поинтересовался я напрямик.
— Здесь и без того тесно. Лишний попутчик нам ни к чему. А если я допущу, чтобы он тебя уволок, отец будет взбешен.
— Ну, ладно, — сказал я, хоть и был сбит с толку. Так и быть, на этот раз я поверю, что Фреда действует исключительно в моих интересах. Я откинулся на спинку сиденья, скрестил руки и посмотрел на нее доверчивым взором. — Я вовсе не хочу доставлять тебе неприятности.
Фреда вздохнула и смягчилась.
— Да нет, не неприятности. Эйбер может оказаться… помехой. Да, вот верное слово. А сейчас нам помехи не нужны.
Я немного склонил голову набок и посмотрел на карты — как я надеялся, с безопасного расстояния. И чем больше я об этом думал, тем больше верил в то, что изображение Эйбера на самом деле шевельнулось. Но ведь карты не могут оживать!
И вдруг я понял, что после всех чудес, которым я был свидетелем за последние несколько часов, я готов принять что угодно.
ГЛАВА 5
Теперь мое внимание сосредоточилось на картах, разложенных на столе. Я пытался понять, что же видит в них Фреда. Все выпавшие карты оказались портретами неких мужчин. Пятеро из них, возможно, были мертвы. Четверо определенно были живы. Каким-то образом я узнал двоих мертвых — узнал и твердо был уверен, что они и вправду умерли. Однако же я никогда с ними не встречался. Из четырех живых я знал одного лишь Дворкина. Я внимательно всех рассмотрел и окончательно убедился, что никогда прежде не видал ни Эйбера, ни Локе, ни Фенна.
— Ты — предсказательница, — сказал я Фреде. — Что предвещает этот расклад?
— Я точно не уверена. — Фреда прикусила губу и оглядела миниатюрные портреты, ни на одном не задерживаясь взглядом надолго. — Здесь одни лишь люди — никаких ключей, никаких намеков на прошлое, настоящее или будущее место пребывания. Можно определенно сказать, что в надвигающихся событиях вся семья окажется связана с тобой, но сейчас, когда близится война, в этом нет ничего удивительного. Отец и все остальные, как живые, так и мертвые, играют в этом какую-то роль. Но какую?
— Это ты мне должна сказать.
Фреда похоже, и вправду была сильно озадачена. Она сидела нахмурившись и барабанила пальцами по крышке стола. Не приходилось сомневаться, что Фреда относилась к своему гаданию очень серьезно. В конце концов она со вздохом откинулась на спинку кресла.
