Когда Муки в третий раз сказала, что уходит за покупками, я решила, что это даст мне хорошую возможность прибраться в кабинете без ее назойливого присутствия.
Рассмотрев поближе пыльную, почти пустую комнату, я поняла, что листки бумаги, прикрепленные к стенам, — генеалогические схемы. Некоторые из них были напечатаны вычурным готическим шрифтом, другие оказались скучными с виду компьютерными выборками информации.
Я пожала плечами. Генеалогия — не мое, но вреда от нее никакого.
На старой подставке из досок и цементных блоков стояли несколько книг. Три из них были про женщину по имени Салли Хемингс.[9]Надо будет поискать их в библиотеке. Еще я увидела множество дисков в коробках. На них были программы, к примеру, «Создатель фамильного дерева» и «Происхождение семьи». Я заметила список веб-сайтов, прикрепленный рядом с компьютером, и перечень телефонных номеров мест наподобие Библиотеки семейной истории и Организации спрятанных детей.[10]
Но чем дольше я вытирала пыль, приводила в порядок и пылесосила, тем больше вопросов возникало у меня насчет этой женщины.
Если она позвонила мне, чтобы попасть в мой список, сразу после того, как перебралась в этот дом, значит, жила здесь по меньшей мере пять недель. Почему молодая женщина вроде Муки Престон переехала в маленький южный городок, где у нее нет ни родственников, ни друзей? Если Муки Престон — единственный специалист по генеалогии, то я милое юное создание.
На этот раз она отсутствовала долго, что вполне меня устраивало. К тому времени, как Муки Престон притащила в пластиковых пакетах диетическую пепси и еду «Здоровый выбор»[11]для разогревания в микроволновке, благодаря мне дом стал выглядеть намного лучше. Понадобится еще пара заходов, чтобы закончить уборку накопившейся грязи и вычистить все до уровня обычной недельной захламленности, но я взяла боевой старт.
Муки огляделась по сторонам с открытым ртом, жесткие рыжеватые волосы мазнули ее по плечам, когда она повернула голову.
— Это просто здорово! — воскликнула она совершенно искренне, хотя и не относилась к чистоте с тем энтузиазмом, какой демонстрировала. — Вы сможете приходить каждую неделю? — Я кивнула и услышала: — Какую форму оплаты вы предпочитаете?
Некоторое время мы обсуждали это, и, как раз когда я решила, что Муки собирается перестать трещать, она задала еще один вопрос:
— Держу пари, вы много работаете на местную элиту? Такие семьи, как Уинтропы и Элгины?
— На множество самых разных людей. — Я в упор взглянула на нее и повернулась, чтобы уйти.
На сей раз Муки Престон меня не задержала.
Когда я собирала сыр, крекеры и фрукты для быстрого ланча в своем доме, слава богу, тихом и чистом, без единого пятнышка, зазвенел дверной звонок. Прежде чем открыть, я выглянула из окна гостиной. Розовый автофургон припарковался у моих дверей, на его боку были нарисованы изящные цветочки.
Такая машина наверняка приехала к моему дому впервые.
Я открыла, готовясь сказать разносчице, что ей нужно к соседям, но бойкая молодая женщина, стоявшая на пороге, спросила:
— Мисс Бард?
— Да.
— Это для вас.
«Это» оказалось красивым букетом из розовых роз, гипсофил, зелени и белых гвоздик.
— Вы уверены? — с сомнением спросила я.
— Лили Бард, Трэк-стрит, десять, — прочитала женщина на оборотной стороне конверта, и улыбка ее слегка поблекла.
— Благодарю вас.
Я взяла вазу и отвернулась, закрыв за собой дверь ногой.
Я не получала цветы уже… невозможно вспомнить, как долго.
Осторожно поставив вазу на кухонный стол, я вытащила письмо из продолговатого пластикового держателя. Я заметила, что конверт лизнули и заклеили очень тщательно, — вытащив открытку и прочитав ее, оценила такую предосторожность.
«Скучаю по тебе. Клод», — было написано наклонным растянутым почерком.
Я поискала в себе реакцию на такое событие и обнаружила, что понятия не имею, как к нему отнестись.
Кончиком пальца я прикоснулась к розовому цветку. Хотя я носила на работе пластиковые перчатки, руки мои все равно огрубели. Я беспокоилась, что могу повредить изящный гладкий цветок. Потом я прикоснулась к гипсофиле, медленно разместила вазу точно в центре стола и подняла руку, чтобы вытереть щеки.
Я боролась с желанием позвонить торговцу и тоже послать Клоду цветы, чтобы показать, как он меня тронул. Но Фридрих хотел сделать чисто мужской жест. Я оставлю все как есть.
Я покидала дом, чтобы привести в порядок хаос Уинтропов, и чувствовала, что слегка улыбаюсь.
Тем утром удача продолжала мне сопутствовать — в определенной степени. Поскольку погода была хорошая, я припарковалась на улице перед домом Уинтропов. Гаражом я пользовалась только при снегопаде или дожде. У моей машины, похоже, вечно подтекало масло, и я не хотела испачкать безукоризненно чистый пол гаража Уинтропов.
Проезжая мимо гаража, который открывался на боковую улицу, я увидела, что он пуст. Хорошо. Никого из Уинтропов не было дома.
Бини, стройная, привлекательная женщина лет сорока пяти, скорее всего, играла в теннис или занималась какими-нибудь благотворительными делами. Хоувелл-младший, должно быть, находился в «Спортивных товарах Уинтропа», или в «Пиломатериалах и товарах для дома Уинтропа», или даже в «Маслах Уинтропа». Эмбер Джин и Хоувелл-третий — так его звали в семье — были в школе. Бобо работал в «Телу время» или сидел на занятиях в филиале Арканзасского университета в тридцати пяти минутах езды отсюда, в Монтроузе.
Хотя Уинтропы были очень богатыми людьми, ни один из их детей даже не задумывался о том, чтобы поступить куда-нибудь, кроме Арканзасского университета. Я удивлялась лишь тому, что Бобо предпочел отправиться в Монтроуз, а не в главное отделение на севере, в Фейетвилле. Кабан, символ Арканзасского университета, четко виделся в планах на будущее Уинтропов.
