Такие обнадеживающие мысли помогают расслабиться, когда трудно заснуть.
Возможно, я зациклен на смерти, потому что меня ее лишили. От туристического агентства «Загробная жизнь» моя супруга выиграла комплексную путевку и оплаченный билет, а я вместе с багажом остался у выхода на посадку. Вот только нет у меня никакого багажа. Ни чемоданов, ни сувениров, ни личных вещей. Ничего, кроме костюма, который был на мне, когда я вылез из холодильной камеры. Все наше имущество — вещи, напоминающие о Рейчел и Энни, — отошло наследникам, было продано, раздарено или выброшено. Порой мне кажется, что Энни и Рейчел существовали лишь в моем воображении.
Хелен всякий раз советует нам не думать о прошлом, освободиться от жизни, которую мы знали, и всего, что с ней связано. Несомненно, занятия в группе помогли мне избавиться от жалости к самому себе, однако я по-прежнему тоскую о жене и дочери. Хоть сердце мое не бьется, болеть оно не перестало.
Прежде чем уйти от погребального дома, замечаю в витрине свое отражение. Обычно я стараюсь обходить стороной зеркала и любые отражающие поверхности. Трудно не задумываться о прошлом, имея перед собой постоянное напоминание о том, как я выгляжу сейчас. Возможно, стекло мутное, или свет неяркий, а может, подействовали слова Рея о том, что мы не должны себя стыдиться, но сегодня утром шрамы и швы смотрятся не такими страшными.
Полный уверенности в себе — чего я не ощущал вот уже несколько месяцев кряду, — я иду к Соквел-драйв, перехожу улицу и ковыляю по другой стороне в направлении Соквел-виллидж. Этим путем я обычно хожу в культурный центр, только сейчас не ранний вечер с его сумеречным светом, а позднее утро. Сквозь облака еле пробиваются лучи солнца, и я иду один, ссутулившись и прихрамывая, — натуральный зомби в черном дождевике и с лозунгом протеста на груди. Даже в накинутом на голову капюшоне я мозолю прохожим глаза не хуже вегетарианца в шашлычной.
Не проходит и двух минут, как начинают сигналить машины. Отовсюду несутся выкрики и брань. Должен признать, некоторые авторы проявляют недюжинную изобретательность.
— Эй, зомби, пришло время гнить!
— Джордж Ромеро обломал тебя с ролью?
Хотя в основном я слышу обычный набор неприхотливых оскорблений, вроде «Зомби, гоу хоум!» или «Мертвяки — задроты!». И мое любимое: «Накося, выкуси!» (сопровождается торчащим кверху средним пальцем).
Интересно, многие ли из этих людей посещают церковь?
Не все живые такие агрессивные и злобные, однако порой мне стыдно, что когда-то я был одним из них.
Невзирая на ругань, я иду дальше. Понятия не имею, что придает мне храбрости: беспокойство, обуревавшее меня в последние дни, уверенность в том, что нужно отстаивать свою правоту, или висящий на груди лозунг протеста, но я подчиняюсь внутреннему порыву. Словно ничего вокруг не имеет значения.
Мимо проезжает черный «ниссан-сентра». Из окна высовывается женщина и обзывает меня уродом. Серебристый «додж-плимут» замедляет ход, чтобы чернокожий парень с дредами и козлиной бородкой успел в меня плюнуть. Ребенок с заднего сиденья белого «БМВ» запускает недоеденный сандвич, который летит прямо мне в грудь, и майонез вперемешку с тунцом растекается по доске и плащу. Детеныш хохочет, а мамаша нахваливает его: «Умничка, Стивен!»
За магазином «Сейфуэй» и пиццерией начинается Соквел-виллидж. К тому времени, как я дошел до знака «Соквел-виллидж — год основания 1852», меня успели облить кофе и апельсиновым соком, закидали картофельным салатом, сырыми яйцами и жареными куриными крылышками. Оригинальный рецепт.
Не все зомби испытывают такие унижения. Хотя многие. Некоторым приходится еще хуже. А я — олицетворение зомби, самый натуральный мертвяк, ковыляющий вдоль дороги: одна нога волочится сзади, лицо с торчащими кусками мяса затейливо простегано швами. Осталось только прицепить на спину бумажку со словами «Оскорби меня».
На официальной границе городка обочина переходит в пешеходную дорожку, и с обеих сторон дороги начинаются магазины. Останавливаюсь у антикварной лавки «Кроуфорд», по воскресеньям она не работает. Снова пялюсь на свое отражение в витрине — его немного закрывают витиеватые буквы, но рассмотреть можно: я весь в объедках, и на этот раз я задумываюсь, какого черта тут делаю.
Ощущаю себя не в своей тарелке. Я — не живой. Мир живых больше не принадлежит мне, как бы я этого ни хотел, как бы ни скучал по нему, даже если мне взбрело в голову, что я могу гулять здесь без всяких последствий. Мне не нужны никакие последствия. Только оставьте меня в покое и дайте право быть тем, кем хочу, и делать то, чего хочу. Да где там! Ведь я — не человек, я бездушный чурбан.
Разглядываю отражение в витрине и понимаю, что, придя сюда, совершил огромную ошибку. Что заставило меня тащиться в такую даль? Быстрее бы уже добраться домой, пока в меня не прилетело что-нибудь потверже ведерка с куриными крылышками из «Кей-эф-си».
Не успеваю я отвернуться от витрины, как рядом отражается кто-то еще. На мгновение я застываю от неожиданности — не могу сообразить, что делать дальше. Лишь радуюсь, что пошел сегодня гулять.
Отражение улыбается мне, трогает пальцем мой дождевик, затем засовывает палец в рот и выносит вердикт:
— Соли не хватает!
Мое отражение улыбается и отворачивается. Я смотрю на Риту.
На ней васильковый пуловер с углубленным вырезом, черная рубашка, синие джинсы и черные ботинки.
На губах помада тона «сочный розовый». Как детская жвачка.
Шарфа нет, перчаток тоже. Швы на горле и запястьях, черные на фоне бледной кожи, выставлены напоказ. Выглядит она сногсшибательно.
Мы улыбаемся, не произнося ни слова. Точнее, слов не произносит Рита; что же до меня — я не мычу и не хрюкаю. Мы понимаем: нас обоих привела сюда какая-то смутная идея. Почему обоих? Почему именно сегодня? Важно не это. Важно было дойти досюда. И не испугаться.
Рита берет меня за правую руку и ведет прочь от магазина, в глубь городка. С моего лица не сходит улыбка. Я словно на первом свидании и не могу поверить, что оно состоялось. Я взволнован, возбужден и уверен в себе — давно такого не испытывал. Мельком гляжу на Риту — она тоже улыбается.
По дороге мы молчим, сторонимся людей, чтобы не нарваться на скандал, и все равно притягиваем всеобщее внимание. Можно подумать, мы на вручении «Оскара» идем по красной дорожке. Разве что зовут нас не Том Круз и не Кэти Холмс.
Там и сям, словно аплодисменты, раздаются удивленные и испуганные возгласы. Оскорбления следуют безостановочно, как фотовспышки. Один подросток швыряет одноразовый стакан и обливает меня корневым пивом, другой запускает пончик с джемом. Человек с мобилкой в руках вызывает полицию. Несколько мгновений спустя под приближающийся вой сирен из-за угла появляется фургон службы отлова бродячих животных и летит в нашу сторону.
Это самый восхитительный день за все время моего существования.
Глава 11
Все зомби обязаны зарегистрироваться в окружном департаменте воскрешения трупов, при этом нам выдается идентификационный номер. Разрешение. Вроде того, что люди получают на содержание кошки или собаки. В моем разрешении указаны имя, адрес, телефон и идентификационный номер — 1037, который означает, что я — одна тысяча тридцать седьмой член сообщества нежити округа Санта-Крус, которому выдано разрешение.
