Горовой полетел вниз, успев оценить и удивиться странному пернатому украшению на лице араба.
От удара о землю, в голове вспыхнули яркие сполохи, закрывшие небо кровавыми пузырями разводов. В ушах задавило, вгоняя в цепляющийся за картинки мозг чехарду ярких необычных картинок. Вроде застывшего в седле противника с торчащей из глаза стрелой.
На плечи навалились стражники, казак провалился в забытье.
2.
На этот раз его связали, оставив свободными только ноги. Тугие кожаные путы стягивали локти и кисти рук, зафиксировав сидящую фигуру у стены повозки.
Казак мотнул головой, приходя в себя. Мир мигнул лучами пробивающегося через полотно навеса солнца и взорвался в мозгу чудовищной болью.
– Курвы!
На ругань внутрь заглянул араб в блестящих доспехах. Горовой давно приметил этого сарацина. По всем признакам, у похитителей он был главным.
Араб уверился, что беглец пришел в себя.
Горовой зацедил сквозь зубы:
– Что, вражина? Добра я табе людей проредил?
Сарацин остался безучастным. Видимо, не понял.
– Шо вылупився? Попить дай! – Тимофей Михайлович для верности повторил требование на немецком, добавив в конце известное слово по-гречески. – Воды!
Греческий язык араб знал. Спустя минуту на настил перед ногами "латиняна" упал бурдюк. Руки при этом араб оставил связанными.
– Курва… – выдохнул подъесаул.
Сарацин исчез.
…Теперь ночами его сторожили. Двое бородачей с обнаженными клинками поочередно следили, чтобы пленник не устроил нового побега. Днем тоже присматривали, но не так рьяно. Впрочем, перевитому кожаными путами казаку было не легче. Освободиться стало невозможно.
Дважды, когда по вечерам его отводили к выгребной яме, Горовой ловил на себе полный ненависти взгляд. "Щеголь", выброшенный из седла при побеге, теперь обретался в самом хвосте каравана, присматривая за вьючными лошадьми.
Разок рыцарь умудрился дурашливо подмигнуть в ответ. Схватившегося за саблю сарацина оттянули его же товарищи.
Возможно, дело не было только в том, что стража позорно выбросили из седла.
…Через четыре дня они прибыли к стенам большого города.
Внушительная громадина крепости, высоченные башни, ров – все выглядело основательно. Подлатанная кладка, свежие клепки на открытых воротах, чаны со смолой на стенах – город содержали в порядке.
Антиох… Антиохия. После Константинополя второй по величине город Византийской империи, захваченный сельджуками. Следующая цель Христова войска. И новая надежда мусульманского мира.
Казак, рассматривающий все великолепие через откинутый полог повозки, удовлетворенно ухмыльнулся. Здесь его друзья не оставят. Обязательно отыщут. Если бы спрятали в горах, потянули в пески или степь, то тогда, вероятней всего, пришлось бы нелегко. А в такой мешанине лиц всегда найдутся те, кто запомнит странного пленника и донесет о нем весточку. Хотелось в это верить.
А уж в том, что его друзья землю рыть будут, чтобы выручить, казак не сомневался.
3.
– Ты знаешь, по чему я больше всего скучал там? – Костя пододвинул к себе горячую сковороду. – По жареной картошке, доброму холодному пиву и мягкой туалетной бумаге, подвешенной у теплой сидушки.
Сомохов усмехнулся.
– Низко же ты ценишь достоинства этого мира, Костя. Землю, где путешествие вокруг света занимает пару дней, а мгновенная связь возможна почти с любым человеком на планете, – он развел руками. – Здесь почти прекрасно… Столько всего!
Малышев подцепил на вилку аппетитный кусочек жареной колбасы и склонил голову набок, оценивая румяность корочки.
Археолог вздохнул.
– Я хотел бы взять все это с собой.
– Точно, – продукция баварских мясных дел мастеров с хрустом подалась зубам, заполнив рот свежей сочной мякотью. – Только сундучок побольше найти надо. И еще, Улугбек Карлович, про больницы и Интернет не забудь.
Малышев жевал все также азартно, но глаза его понемногу грустнели.
– Где он ходит?
Минуту спустя, на соседний стул бухнулся мужчина.
Среднего роста, кряжистый, с наметившимся животиком и легкими залысинами "своего парня", он производил впечатление увальня. И лишь хитрый, въедливый взгляд не всегда вязался с простоватым лицом. А еще Игорь Тоболь был давним приятелем Кости Малышева. Недостаточно близким, чтобы его всерьез рассматривали структуры, взявшие вернувшегося фотографа в оборот, но достаточно надежным, чтобы к нему смог обратится сам Малышев.
С Игорем они когда-то учились за одной партой. Но после школы их дороги разошлись. Тоболь, приехавший в Москву из далекого Могилева вместе с отцом военным, ударился в коммерцию, арендовал точки на рынках, потом купил ларьки, затем павильоны, и за десять лет вырос во владельца маленькой сети по продаже хозяйственного барахла. Костя же пошел учиться в институт, потом долго искал себя в жизни, остановившись на роли разъездного фотографа немецкого агентства.
Но зацепочка общая у них осталась. Оба в детстве активно занимались спортом. Во "взрослой" жизни появились другие интересы, но тяга к физическим нагрузкам совсем не исчезла. Пять лет назад, во время встречи выпускников, Тоболь пригласил одноклассника на пейнтбол. Затем вместе сгоняли жир в тренажерке. Нынче же оказалось, что Игорь остался чуть ли не единственным способным помочь человеком.
Просьбу свалившегося из прошлого товарища приютить, бизнесмен воспринял с удивительным спокойствием. Он же через своих знакомых выправил фальшивый белорусский паспорт для приятеля, помог с документами для Сомохова. Его дача в лесах под Нарочью стала для возвращенцев из прошлого временным пристанищем. А когда Костя выложил наспех придуманную историю, Тоболь же арендовал яхту для поиска клада.
Именно удачным искателем сокровищ, за головами и знаниями которых охотятся ушлые конкуренты, представил приятелю археолога Костя. Тоболь, отмечавших в своих хоромах подписание контракта с очередным китайским производителем, ухватился за перспективу развеяться с прибылью. И не остался в накладе.
Теперь они отмечали это событие в берлинской закусочной. Вчера эксперты из антикварного дома выдали заключения на часть привезенного добра, и собратья по "приключениям" решили воздать должное злачным местам германской столицы.
Тоболь бухнул на стол литровую бутыль "Финляндии" и продолжил разговор, начатый еще два дня назад.
– Костя, Улугбек, посудите сами, – он начал загибать пальцы. – У меня две квартиры в Москве, дом на Мальорке, дача в Беларуси. Контора, опять же, миллиона два-три только по недвижимости потянет. На кармане есть немного… Итого – под пятерик. И полное желание сменить вид деятельности… Фирмы свои я уже на жену и мать переписал, чтобы, если сгорим где, не завалить все. Так что на хороший проект под два ляма выложить смогу…
