Медленно поднимаюсь, смотрю на Хорта. Щурю глаза и бледно улыбаюсь. И впрямь… одно тело на двоих.
— Охотник! — скорее карканье, чем крик.
Но он повернул голову. А кинжал, брошенный мною, метко впился в горло той твари, что вцепилась в его левую руку. Визг, шипение, и вот уже горсть пепла осыпается вниз, а в окровавленных пальцах плотно зажата стальная рукоять. Серебро на лезвии.
Он полоснул второго зверя, все еще держащего за локоть, и приподнял третьего за шею, сжимая с нечеловеческой силой, и… остальные звери внезапно попятились, тихо повизгивая и поджимая хвосты. После чего бросились врассыпную, с ужасом оглядываясь назад.
Трансформация запаха окончена. Они признали. Признали того, на кого разинули пасть. И теперь спешат вновь скрыться в чаще леса, пока я еще… добрый.
Охотник же с удивлением смотрит им вслед, пока туша третьего дора рассыпается пеплом в его руках.
Глава 8
Сидим под деревом, лечим раны. Котенок занят Хортом. Я лечусь сам.
И каких сил мне стоило убедить зверька заняться охотником — не знает никто.
Стон охотника. Угрюмо смотрю на рыжего. Ведь умеет лечить без боли. Так чего ж?..
— А теперь грудь. Не шевелись, я залечу. — Кот лезет на колени Хорту, целеустремленно глядя на рваные раны с еще сочащейся кровью.
— Может… просто перевязать? — неуверенно.
Удивленно смотрю на охотника. Так больно?
Две лапки прижимаются к груди, вид у Мурза спокойный и сосредоточенный.
— Разряд!
Тело парня начинает посверкивать. Он… дымится? Скрежет зубов, крик. Оттаскиваю мелкую сволочь за шкирку, шипя сквозь стиснутые зубы.
— А что сразу я? Не нравится — лечи сам. Тоже мне, потерпеть немного не может.
Зашвыриваю кота в кусты, после чего прижимаю пальцы ко все еще дымящимся ранам. Сжимает кулаки, пытаясь не орать, и отрицательно качает головой. В глазах — ничего, кроме боли.
— Я осторожно, — тихо, пытаясь улыбнуться.
Смотрит, все еще не понимая, шипит сквозь сжатые клыки.
— Доверься мне. — Мягкое зеленоватое сияние моих кистей проникает в сжимающие их пальцы и осторожно спускается ниже, к груди, обезболивая и принося прохладу и покой.
Отпускает, разжав стиснутые зубы и откидываясь назад. Медленно начинает дышать.
Вот так. Хорошо. Все будет хорошо.
Лечение окончено.
Он уснул. Еще бы, после такой-то боли и кровопотери. И как только не орал?
На колени же, пыхтя, залез рыжий комок, смущенно поднял морду и сверкнул золотыми глазами.
— Прости.
Извиняющийся Мурз — редкость. С интересом его разглядываю.
— Он почему-то и впрямь тебе нужен живым, — каялся зверек. — А я чуть не добил. Просто подумал, что у тебя все еще помешательство и ты неадекватен, потому и взял инициативу в собственные лапы. Но… у тебя явно есть планы насчет него. А я вмешался. Прости.
О чем это он? Планы? Ну… выйти замуж. Хотя этого явно говорить не стоит. Меня, в конце концов, только что признали вменяемым, такой шанс нельзя упускать.
— Ну-у… хорошо, — откашливаюсь, — но если ты еще раз… э-э-э… а что ты делаешь?
Мурз, уже наполовину залезший в мой карман, как раз пытался что-то вытащить… Там же мясо.
Вытаскиваю эту заразу за шкирку. В лапах — половина моего ужина, морда страшно довольная, жует.
— Ну ты…
Чавканье в ответ на мое рычание.
— Ты же меня простил? — довольно.
— Зараза.
Утро наступило как-то неожиданно. Я и сама не заметила, как уснула, положив голову на его колени. Так хорошо… смотреть перед сном на длинные черные ресницы, слушать его дыхание, чувствуя тепло обнимающих меня рук… Ну точнее, это я взяла его руки, положив их себе на плечи. И что с того? Это ведь моя сказка.
А утром он очнулся, посмотрел на мирно спящего на его коленях парня и… дал по шее.
Жестоко.
Котенок веселился в кустах, пока охотник орал на меня, чтобы я больше никогда и ничем к нему не прикасался. Я? Прикасался?! Подумаешь, обнял во сне за талию, уткнувшись носом в живот. С кем не бывает. Хорт, не слушая объяснений, пообещал прирезать в кратчайшие сроки, если еще раз… Спросил — с каких пор мне вообще нравятся мужчины? Я не растерялся и ответил, что это он сам меня не отпускал, прижимая в бреду, и даже лез ночью целоваться. Еле отбился.
Парня заклинило, от меня теперь держался подальше, целеустремленно шагая по лесу.
Еле поспеваю следом, спотыкаясь о каждый корень и ругаясь сквозь стиснутые зубы. Котенок подпрыгивает в капюшоне и, постоянно жалуясь на тряску, старается уснуть.
— Послушай.
Блин! Опять о корень споткнулась. Ну что ему еще надо? И хватит так гнать!
— А?
— Почему… ты меня вчера спас? — не глядя на меня. Продолжая идти вперед и говоря так тихо, что еле расслышала.
Хромаю вприпрыжку следом. Задыхаясь, объясняю:
— Понимаешь… я решил, что никто, кроме меня, тебя убить не должен.
Резко останавливается, поворачиваясь. Налетаю на него, но меня тут же отталкивают назад. Больно: опять корень, блин.
— Так это не потому, что я тебе нравлюсь? — глядя вбок и сжимая зубы и кулаки.
Сижу на земле, потирая поясницу, и удивленно на него смотрю. Запоздало соображаю, что немного переборщила и теперь меня считают извращенцем. Так, надо с этим что-то сделать, а то охотник меня прирежет еще до конца пути.
— Ты? Мне? С какого боку? — презрительно. Вставая, отряхиваясь и корча самую высокомерную рожу, какую только могу. — Ты ж мужик, а не баба. На фиг сдался? И только не говори мне, что сам в меня влюбился и ждешь взаимности, — усмехаясь.
