— Ночь катится под гору. — Бархатно-черный голос госпожи Сихэ, казалось, утонул в темных углах комнаты.
Не обращая на меня внимания, она взяла свечу и перенесла на высокий столик, стоящий в нише стены. Поднесла к ней какой-то прутик, и тут же по комнате поплыл легкий голубоватый дымок, наполняя ее густым терпким ароматом.
Госпожа Сихэ обернулась ко мне, и полы ее темного платья разлетелись от резкого движения, обнажив стройные длинные ноги, оплетенные до колен тонкими ремешками сандалий.
— Ну! — В глазах ее металось зеленое пламя, губы влажно блестели. Я почувствовал, как что-то подкатило к горлу, и шагнул навстречу женщине, которая вдруг перестала быть госпожой Сихэ из Города Желтой Черепахи, превратившись в девушку, некогда безнадежно и бесконечно долго любимую мною. Я протянул руки, чтобы обнять ее, но она быстро отстранилась, снова став прежней госпожой Сихэ. Лицо ее выражало презрение, поднятые брови, казалось, спрашивали: «Это что еще за новости?»
Богиня. Это, конечно же, богиня, божество, которое я желал, которым я должен был обладать. Немедленно.
Она смотрела на меня презрительно, вожделенно, смотрела, как удав на кролика, она ненавидела и хотела меня, хотела моего унижения и моей власти… Впрочем, черт знает, чего она хотела!
Я опустился на колени и уткнулся лицом в ее платье. Легкая рука легла мне на голову, пробежала по плечам, мой плащ упал на пол.
Я целовал ее ноги, ее сандалии, маленькие пальчики и длинные голени, поджарые мальчишеские бедра… А она, запустив пальцы в мои волосы, расчесывала их и гладила меня, как ручного пса. Мне хотелось проклинать ее, молиться на нее, кусать ее и целовать, рычать и выть от восторга. Голова шла кругом, терпкий медовый аромат становился все гуще и гуще…
* * *
— Проснись, уже утро! — произнес над моим ухом глуховатый женский голос. Я открыл глаза. На широкой низкой тахте возле моих ног сидела госпожа Сихэ.
В помещении царил сумрак, свет наступившего дня едва пробивался откуда-то из-за ширм, затянутых темной материей.
У госпожи Сихэ было лицо постаревшей девочки, и мне не верилось, что всего несколько часов назад я любил ее, а она змеей извивалась в моих объятиях, оглашая анфиладу комнат протяжными звериными стонами. Интересно, она тоже пила эту возбуждающую дрянь или у нее все это от страсти?
— Привет, — сказал я, закинув руки за голову и бесцеремонно разглядывая женщину, сидящую на тахте.
Длинное желтоватое лицо ее имело нездоровый вид: нижние веки опухли, от глаз разбежались морщины, резкие складки легли по углам неестественно ярких губ. Белая полупрозрачная накидка не могла скрыть худобу тела, ее выпирающих ключиц.
— Ах ты мой… ягненочек! — Госпожа Сихэ приникла ко мне, губы ее раздвинулись, приоткрыв мелкие белые зубы. — Ну обними же меня, не стесняйся! Не лежи, как чурбан!
Я невольно потянул простыню на себя, и тогда госпожа Сихэ, улыбнувшись еще «ослепительнее», перехватила мою руку и положила себе на грудь. «Вот уж истинно — бодливой корове…» — подумал я, пытаясь подавить отвращение, которое вызывала во мне эта женщина. Ее жадный взгляд, плотоядно приоткрытый рот и обвисшие бледные груди.
Я рывком соскочил с кровати и принялся натягивать штаны, судорожно соображая, как бы поделикатнее избавиться от этой похотливой самки.
— Извини, но я не привык заниматься любовью по утрам, — наконец выдавил я первое, что пришло в голову. Лишь бы она сейчас отстала, а там выкручусь.
— Да? Любовью хорошо заниматься в любое время суток, — помедлив, сообщила госпожа Сихэ, чуть растягивая слова. — Но раз у тебя на этот счет есть свои правила, будем ждать вечера. — Она выскользнула из комнаты, бросив напоследок: — Завтрак будет внизу, в зале приемов.
Когда я спустился вниз, там, как я понял, собрались все обитатели этого дома: госпожа Сихэ, трое уже знакомых мне мужчин и толстая неопрятная женщина, совмещающая, по-видимому, должность повара и горничной. При моем появлении оживленный разговор стих, и я понял, что говорили обо мне. Уловив насмешливый взгляд человека с бородкой и сочувственную улыбку черноволосого, я окончательно уверился в этом, и настроение у меня стало портиться — не люблю, когда шушукаются за моей спиной.
За завтраком, состоявшим преимущественно из местных фруктов, царило напряженное молчание. Но связано оно было, как мне показалось, не со смертью Чанси, что было бы вполне естественно, а с моим присутствием. Черноволосый попытался разрядить атмосферу, сравнив наше сосредоточенно жующее общество с компанией шуанов, но это никого не развеселило.
Покончив с завтраком, госпожа Сихэ поднялась с изящного кресла и сказала:
— Итак, мы с Шерфу отправляемся сейчас к Гуанли, а вы начинайте собирать и упаковывать имущество. В ваших интересах работать быстро и старательно. — Она окинула нас строгим взглядом и, гордо закинув голову, вышла из зала; следом за ней выскочил мужчина с бородой.
Я было уже раскрыл рот, чтобы, пользуясь отсутствием Сихэ, втянуть оставшихся в разговор, как мужчины переглянулись и встали из-за стола. Следом за ними поднялась и женщина. Дожевывая на ходу ломтики местной хурмы, она принялась собирать посуду. Обо мне, кажется, забыли, и я увидел в этом доброе предзнаменование. Подождав, пока кухарка вынесет блюда с фруктами и объедками в одну из комнат, примыкающих к залу, я тоже покинул свое место.
Внимание мое давно уже привлекли предметы, выставленные у стен. Судя по высоким полукруглым окнам и искусной отделке стен, помещение это действительно было когда-то залом приемов, однако сейчас оно больше напоминало склад или кладовую. Вероятно, за неимением более подходящего места слуги Чанси притаскивали сюда все ценное, что им удавалось обнаружить в Городе.
Здесь была мебель розового дерева, бронзовые и мраморные скульптуры и статуэтки, шкатулки, ларцы, всевозможная металлическая посуда, мечи и щиты, украшенные сценами войны и охоты. В зале были собраны не только произведения искусства и предметы роскоши, но и просто вещи, обладающие в глазах местных жителей известной ценностью: слиток меди, крупные куски яшмы и нефрита, диковинного вида орехи размером с человеческую голову, высокие кувшины из звонкой обожженной глины.
Побродив по залу и удовлетворив свое любопытство, я решил, что пора отсюда выбираться. В этом доме хорошо меня приняли, но лучше визит не затягивать. Если я хочу избежать сцен и объяснений, не стоит дожидаться возвращения госпожи Сихэ.
Размышляя таким образом, я двинулся к главной лестнице. Я не ожидал, что кто-то заинтересуется мной, и потому был неприятно удивлен, когда, миновав несколько комнат, уже у самой лестницы натолкнулся на высокого мужчину, которого черноволосый, помнится, называл Еань. Он упаковывал в большой, разрисованный фигурами фантастических птиц и зверей сундук металлические безделушки: гребни для волос, браслеты, цепочки, бронзовые зеркала и прочую мелочь, перекладывая ее лоскутами белой материи.
Услышав мои шаги, Еань поднял голову, но не посторонился, а остался стоять, закрывая своим телом узкий проход к лестнице между стеной и сундуком. И тут у меня впервые возникло подозрение, что выйти отсюда будет не так-то просто и фраза о том, что придется ждать вечера, была брошена госпожой Сихэ не случайно.
