Она опустила голову.
— Вы перенесли трагедию, милорд.
— Однако же я избежал участи, которой не желал, так что в каком-то смысле это не было трагедией для меня.
Он сел, как всегда делал, приступая к еде, так, что поднос оказался между ними. Она снова пристально наблюдала за ним; глаза ее были цвета окружающего их камня и такими же непроницаемыми. Стояла тишина. Девушка излучала спокойствие, и это внушало уважение. «Вера ли помогает ей? Или выработанное умение принимать то, что должно принять?» — гадал он.
— Так вы… сожалеете о смерти брата? — с сомнением спросила она.
На ее лице было написано любопытство, и он знал, что ему следует удовлетворить его в надежде обнаружить ее слабое место.
— Вы считаете меня бессердечным ублюдком, который обрадовался его смерти? — Он взял каравай хлеба, разломил его пополам и бросил ей половину. Она поймала хлеб, выказав превосходную реакцию. — Я могу искренне сказать, что оплакивал его — или того, каким я его считал. В конце концов, он не был хорошим человеком, и убить его могли многие. — Он не сказал ей, что испытывает заслуживающее порицания облегчение.
Ему показалось, что она напряглась.
— Ну, это было убийство, негодяя так и не нашли.
Вынужденная ложь. Но ей казалось, что даже после стольких лет ему хотелось защитить бедную неизвестную женщину.
Она медленно намазывала масло на хлеб.
— Должно быть, это трудно переносить.
— Я привык. Какая-то часть меня еще жаждет узнать правду, но другая часть смирилась с тем, что я никогда ее не узнаю. Но я не отказался от поисков. — Именно это он всегда говорил всем, кто спрашивал.
Она кивнула, не поднимая глаз от еды, словно была не в силах встретиться с ним взглядом. Видимо, она не привыкла к тому, что мужчины так откровенно говорят с ней, решил он, особенно если она действительно служанка, за которую себя выдает. Ему не нравилось обсуждать свое прошлое с незнакомой женщиной, но если это может помочь ему склонить ее на свою сторону, он признается в своих грехах.
Диана чувствовала себя загнанной в ловушку, зная, что ей следует выслушивать все, что он пожелает сказать. Ее удивляло, что она испытывала чувство вины за то, что должна будет изложить все им сказанное в своем донесении в Лигу. Но чувства придется оставить в стороне во имя справедливости. Если Баннастер заслужит доверие Лиги, эта влиятельная организация, может быть, перестанет ощущать свою вину за то, что сделала его главным подозреваемым в смерти брата. Диане надо найти способ заставить его больше рассказать о себе.
Она отщипнула от куска вареной говядины и стала есть, отметив, что только тогда он взял остальное. Прожевав, она спросила:
— Даже если вы не хотели стать священником, наверное, было трудно оставить все в прошлом и начать другую жизнь?
Он рассматривал ее сузившимися глазами, его челюсть медленно двигалась. Она чувствовала себя неуверенно, понимая, что перед ней умный человек. Ее вопросы явно не походили на те, что могла бы задать простая служанка.
Он отпил вина и только потом сказал:
— Не могу найти слов, чтобы описать, как мне хотелось забыть, что я был священнослужителем, и поскорее стать таким, как все остальные. Но большинство мужчин проводят половину жизни на арене для состязаний, а я боялся даже взяться за меч.
Она молчала, просто смотрела на него широко открытыми глазами, как бы удивляясь таким откровениям.
— Я понимал, что не смогу командовать своими людьми, если не завоюю их уважение, и весь ушел в тренировки. Хотя мне было всего восемнадцать лет, я начинал как оруженосец, которыми обычно бывают мальчишки, только что оторвавшиеся от материнских юбок.
— Но вы были виконтом, — сказала она, искренне восхищаясь его стойкостью.
— Мне необходимо было стать рыцарем. Я тренировался больше, чем все другие, днями напролет, пока не становилось совсем темно. И постепенно стал пользоваться уважением.
«Но вам не удалось завоевать уважение других пэров», — думала Диана, зная, что отчасти виновата в этом она сама. Что, если подозрения, которые она навлекла на него, и привели его к необдуманным поступкам?
— И вас посвятили в рыцари? — спросила она.
— Именно этого я твердо решил добиться. — Он посмотрел на нее и улыбнулся, — И вот когда я был уже близок к очень важной цели, вы с вашим господином встали на моем пути.
Она смотрела, как он вгрызается в сочную грушу.
— И что это за цель, милорд?
— Вы уже знаете. Откуда-то вашему господину стало известно, что я отправился на север искать расположения благородной дамы.
Ей не следовало давать ему понять, что она знает это, но сожалеть было поздно.
— Господину нетрудно было догадаться. Одежда, которую вы взяли с собой, подарок, то, как далеко вы отъехали от дома в это время года…
— Так он знает, откуда я. — Баннастер кивнул, как если бы это подтверждало его соображения.
Он уже догадался, что похищение было совершено по личным мотивам, а не из корыстных расчетов неведомого «хозяина».
— Я только повторила вам, что он сказал, — чуть слышно пробормотала Диана неуверенным голосом, будто она боялась, что будет наказана.
Баннастер постарался улыбнуться ей, как бы желая заслужить прощение за многочисленные проступки.
— Да, это из-за женщины я пустился в путь в ваш Богом забытый край.
Она склонила голову, как бы в растерянности.
— Простите мою смелость, но меня удивляет, что вы не женаты.
Что-то изменилось в его глазах, они потемнели.
— Я пытался, — сказал он беспечно. — Но все попытки кончались ничем.
По большей части из-за собственных ошибок, подумала она с сарказмом.
— Но, как и положено мужчине, я не теряю надежды, — добавил он.
— Кто она?
Его улыбка стала шире.
— Думаю, это не та информация, которую я хотел бы сообщить вашему господину. Но поймите, мне необходимо поехать к ней, вам нужно освободить меня.
Диана поднялась, оставив ему поднос.
— Милорд…
Помрачнев, он вскочил на ноги. Она слышала, как загремела, натянувшись, цепь, видела, как сжались в кулаки его руки, но лицо его выразило только озабоченность.
— Я не позволю ему обидеть вас, если вы освободите меня, — произнес Баннастер приглушенным настойчивым голосом. — Если вы захотите, я увезу вас далеко отсюда, обеспечу вам лучшую жизнь. Я смогу найти вам мужа.
Она подняла голову.
— А почему вы решили, что у меня его нет?
— Догадался, — сказал он мягко, с ребячливой бравадой.
Она не смогла не покраснеть, вспомнив, как уставилась на него, когда он мылся почти голый.
