— Думаю, они еще там, — сказал я. Претор направил двоих стражников в указанном мной направлении.
— Всем искать беглую рабыню! — продолжал выкрикивать один из людей претора. К нему поступила дополнительная информация. Посыльный уже сбегал к Варту и узнал рост, вес и размеры девушки. Как правило, указывались диаметр ошейника и кандалов, которые подошли бы на руки и на ноги рабыни.
Я прошелся по причалу и остановился рядом с готовящимся к отходу кораблем «Пальма Шенди» Грузчики под присмотром второго офицера таскали на плечах тюки с продовольствием. Несколько eн назад взошло солнце, но первые его лучи еще не коснулись зеленой воды моря.
— Направляетесь в Шенди? — спросил я офицера.
— Да, — ответил он, отрываясь от списка товаров.
— Мне тоже надо в ту сторону.
— Мы не берем пассажиров, — покачал головой офицер.
— Я согласен заплатить серебряный тарск, — сказал я.
В самом худшем случае до Шенди можно добраться и на другом судне. Нанимать для этого дела отдельный корабль было неумно, подобные вещи всегда вызывают подозрение. Tак же было неумно брать собственный корабль, «Дорну» или «Тесефону». Их сразу же узнают. Нa Горе корабли узнают так же быстро, как и лица. Впрочем, подобное верно в отношении всех морских рас.
— Мы не берем пассажиров, — повторил второй офицер.
Я пожал плечами и отвернулся. Конечно, мне хотелось плыть именно на этом корабле, поскольку на него должны привести пойманную рабыню.
На палубе «Пальмы Шенди» капитан корабля Улафи беседовал с человеком, которого я принял за первого офицера.
«Пальма Шенди» была кораблем средних размеров, с соотношением длины к ширине примерно шесть к одному (у крупных судов оно достигает восьми к одному). Два руля, две постоянные мачты и с каждой стороны по десять весел. Большинство горианских кораблей имеют два руля. На крупных судах мачты ставят стационарно, на мелких их делают съемными и перед боем обязательно убирают. Паруса на Горе почти всегда треугольной формы, что дает возможность идти круче к ветру. Кроме того, длинный треугольный парус необычайно красив.
Я отвернулся от корабля. Не надо, чтобы все видели, как я его разглядываю. В конце концов, на мне одежда кузнеца.
По расписанию прилив должен был начаться через шесть ен седьмого ана.
Интересно, отплывет ли Улафи без своей белокурой дикарки? Вряд ли. Не стал бы он просто так выкладывать серебряный тарск. Будет ждать до последнего, решил я. И очень разозлится, если придется пропустить прилив.
Мне показалось, что у комнаты претора на верфи началось какое-то движение.
— Это она! — кричал человек в порванной тунике и с окровавленным ухом, показывая на маленькую темноволосую девушку. Она стояла перед столом претора со связанными за спиной руками. Рядом с ней, также связанный, топтался ее сообщник. Любопытно, что с девчонки уже успели сорвать рваную тунику из грубой мешковины. Я ее не снимал, просто задрал повыше. Вряд ли бы это сделали люди претора, поскольку она все-таки была свободной женщиной. Так или иначе, тунику с нее кто-то снял. Девушка осталась совершенно голой.
— Они были связаны, как вулы, — рассмеялся один из стражников.
— Кто это мог сделать? — спросил претор.
— Во всяком случае, не наши. Наши бы притащили их в караулку.
— Похоже, они напали не на того человека, — сказал кто-то.
— Это она! — повторил потерпевший с окровавленным ухом. — Она отвлекла мое внимание, а вот этот тип, — он обернулся к сообщнику, — ударил меня сзади.
Девушка отрицательно покачала головой. Мне показалось, что она хочет что-то сказать.
— Говори, женщина, — сурово приказал претор.
Один из стражников открыл ей рот и вытащил из него крупную монету достоинством в долю тарска. Десять таких монет составляют один тарск. Сто медных тарсков равняются одному серебряному тарску.
Претор положил монету перед собой на высокий крепкий стол. Стул он поставил таким образом, чтобы видеть в окно весь причал. При этом все, кто находился в комнате, непроизвольно чувствовали себя подавленными величием закона, который представлял здесь претор. Со стороны посетителей стол прикрывал толстый брус. Таким образом, никто не мог видеть лежащих перед ним бумаг.
— Верните мою монету! — тут же произнесла девушка.
— Заткнись! — рявкнул претор.
— Так это она участвовала в нападении? — сурово спросил претор, указывая на задержанную.
— Да, — кивнул человек с окровавленным ухом.
— Ложь! — завопила она. — Я вообще его никогда не видела!
— Понятно, — кивнул претор. Похоже, девушка была ему знакома. — Как получилось, что вас нашли связанными на берегу канала? — спросил он, обращаясь к арестованным.
Девушка затравленно огляделась и произнесла:
— На нас напали какие-то бродяги, избили нас, ограбили, а потом связали.
Присутствующие разразились хохотом
— Вы должны мне верить! — обиженно воскликнула де — Я не рабыня!
— Осмотрите мешок задержанного! — распорядился претор.
Один из стражников принялся развязывать тесемки. Девушка напряглась. Руки ее нервно перебирали стягивающую да веревку.
— Похоже, что ваших грабителей не заинтересовал этот мешок, — насмешливо произнес претор. Связанный преступник молчал, мрачно уставившись в пол. — Он даже оставил вам долю тарска, — добавил претор. Стражники рассмеялись.
— Меня никто не грабил, — произнес задержанный. — Кто-то ударил меня по голове сзади. А потом привязал к этой caмке урта. Полагаю, о ее проделках известно всем. Меня подставили.
— Тургус! — закричала девушка.
— Первый раз ее вижу, — решительно повторил задержанный и обратился к жертве ограбления: — Ты видел, что этo я тебя ударил?
— Нет, — покачал головой тот. — Меня ударили сзади.
— Это был не я, — решительно заявил человек, которого назвали Тургус. — Развяжите меня. Неужели не понятно, что я стал жертвой заговора?
— Это он научил меня! — закричала девушка. — Он заставил меня этим заниматься!
— Я первый раз в жизни тебя вижу, потаскуха! Естественно, теперь она будет утверждать, что это я во всем виноват, чтобы ей меньше досталось.
— Уверяю тебя, — улыбнулся претор, — мало ей не покажется.
— Спасибо, офицер, — благодарно произнес связанный.
Девушка пришла в неописуемую ярость и попыталась, несмотря на веревки, пнуть стоящего рядом человека. Стражник ударил ее копьем по ноге, и она завизжала от боли.
— Еще раз дернешься, крошка, и до конца слушания пролежишь связанная на животе, — проворчал претор.
