Чаю требовалось время, чтобы настояться, и Тито в ожидании присел рядом с Алехандро.
– Братишка, ты понимаешь, как наша семья стала тем, что она есть?
– Все началось с деда и ДГИ.
– Ну, это длилось недолго. КГБ нужна была собственная сеть в Гаване.
Тито кивнул.
– Бабушкина родня всегда жила в квартале Колумба. Еще до Батисты[35], если верить Хуане.
– Карлито сказал, твоего старика разыскивают люди из правительства.
– Какие люди?
– По словам Карлито, нынешняя ситуация напоминает ему Гавану в годы перед уходом русских. Что было прежде, того уже не узнать. Он говорит, этот самый старик содействовал нашему переселению сюда. Тут ведь нужно было настоящее чудо, братишка. Даже дед не управился бы в одиночку.
Внезапно Тито припомнился тлетворный запах англоязычных бумаг, упрятанных в заплесневелый конверт.
– А ты сказал Карлито, что это может быть опасно?
– Сказал.
Тито поднялся, чтобы разлить по стаканам чай.
– А тот ответил, что наша семья ему обязана? – предположил он. И посмотрел в упор на собеседника.
– Да, и что на тебя у них особые виды.
– Почему?
– Ты напомнил ему своего деда. И отца, который работал со стариком перед са́мой смертью.
Тито протянул кузену стакан с чаем.
– Gracias[36], – произнес Алехандро.
– De nada[37], – ответил Тито.
10Новый девонский период
Милгриму снился мессия флагеллантов, воплотивший в себе черты лже-Балдуина[38]и «Учителя из Венгрии»[39], когда Браун бесцеремонно вторгся в его душный поверхностный сон и, впившись пальцами в плечи, затряс пленника, словно грушу.
– Это что? – повторял он как заведенный.
Милгриму вопрос показался чисто философским. Но потом Браун вонзил свои пальцы в те места, где соединялись челюсти, и вызвал такую жестокую боль, что та поначалу представилась чем угодно, только не болью. Милгрим словно вознесся над полом и невольно скривился, чтобы закричать, однако рот зажала рука, как обычно в таких случаях особой близости – в зеленой перчатке.
В ноздри ударил запах свежего латекса, обтянувшего указательный палец.
Другая рука тыкала пленника носом в экран «Блэкберри».
– Это что?
«Карманный персональный компьютер», – едва не ответил Милгрим, но прищурился и сквозь слезы различил на экране коротенький текст. Опять эти родичи НУ. Волапюк.
Рука наконец оставила рот в покое, и запах перчатки рассеялся.
– «Я снаружи», – торопливо перевел Милгрим, – «а ты где, на месте?» Подпись: А-Эль-Е. Але.
– Все?
– Больше. Ничего. Нет. – Милгрим принялся растирать кончиками пальцев суставы ноющей челюсти – там, где располагались большие нервные узлы. Вот так же парамедики[40]приводят в чувство людей, пострадавших от передозировки.
– Надо же, десять минут третьего, – сказал Браун, посмотрев на экран «Блэкберри».
– Зато вы убедились, что «жучок» работает, – вставил Милгрим. – Батарейки-то поменяли; вот и доказательство: все исправно.
Браун выпрямился и пошел к себе, не позаботившись захлопнуть за собой дверь.
«Не за что», – подумал пленник, откинувшись на кровати с раскрытыми глазами – вероятно, чтобы снова увидеть флагеллантского мессию.
В прорезном боковом кармане ворованного пальто «Пол Стюарт» обнаружился толстый томик выпуска тысяча девятьсот шестьдесят первого года в мягком переплете – история революционного мессианства в Средневековой Европе[41]. Многие строки были подчеркнуты черной авторучкой, поэтому книгу совсем недавно перепродали всего за три с половиной доллара. Возможно, тому самому человеку, чье пальто стянул Милгрим.
Мессию флагеллантов пленник видел ярко раскрашенным героем с полотна Иеронима Босха, отлитым из японского винила наивысшего качества. В обтягивающем желтом капюшоне. Мессия перемещался в тускло-коричневом пространстве, населенном другими фигурками из того же винила. На некоторых явно лежал отпечаток босховой кисти – скажем, на исполинских ходячих ягодицах, между которыми торчало древко гигантской стрелы. Прочие, вроде флагеллантского мессии, сошли со страниц украденного томика. Милгрим читал его каждый вечер, хотя, насколько помнил, раньше никогда не интересовался историями подобного рода. Теперь его даже утешали грезы в подобном колорите.
Невесть почему НУ являлся в виде птицеголовой босховой твари, за которой гнались люди Брауна верхом на геральдических животных, не очень похожих на коней; высоко над коричневыми капюшонами преследователей развевались длинные стяги с девизами на волапюке. Порой они много дней напролет путешествовали по стилизованным рощицам, окаймляющим пейзаж, где рыскали под сенью древесных крон таинственные существа. Временами Браун сливался с мессией в одно и до са́мого пробуждения бичевал милгримову плоть кнутом с кривыми шипами зеленовато-серого оттенка, общего для пистолета, фонарика и монокуляра.
