Жизнь распорядилась по-своему.
Утро выдалось на редкость безоблачным и солнечным. В последнее время часто штормило, и Эшли чувствовала себя неважно, но, кажется, погода прояснялась, и самочувствие улучшалось вместе с погодой.
Джек и Орландо отправились за продуктами в южную часть острова, а Эшли решила искупаться в море. Вода приятно холодила разгоряченное тело, оно становилось легким и воздушным, исчезала усталость, уходила боль, так беспокоившая в последнее время. Наплававшись, Эшли легла на горячий песок, подставив солнечным лучам лицо, с наслаждением впитывая в себя тепло. Одиночество не тяготило ее. Ей так хотелось отдохнуть от каждодневных забот и тревог, так хотелось не принимать никаких решений, не вставать на чью-либо сторону в бесконечных спорах между мужем и сыном. Эшли просто отдыхала…
Вернувшиеся через несколько часов Джек и Орландо, пыльные и уставшие после долгой дороги, сразу отправились купаться. Орландо нетерпеливо бросился к воде, но Джек немного помедлил, как будто что-то мешало ему последовать за сыном. Он огляделся по сторонам. Женская фигурка, распростертая на песке, лежала в такой неестественной позе, что Джон не сразу понял, кто это.
— Эшли!
Крик отца привлек внимание Орландо. Он увидел, как тот торопливо побежал куда-то в сторону, и в одно мгновение осознал, что случилось что-то ужасное и непоправимое, что-то невыразимо больное и отвратительное.
Острая сердечная недостаточность. Если бы медицинская помощь была оказана своевременно, Эшли Денвер можно было бы спасти…
Джек с трудом понимал, что говорят ему эти люди в больнице Тикаривы, куда он отвез Эшли. Орландо известил родственников, и они потихоньку подъезжали, кто в слезах, кто с непробиваемым спокойствием на лице. Почти все с откровенной неприязнью глядели на Джека.
— Если бы они жили в городе, а не в какой-то Богом забытой дыре, врачи могли бы успеть.
Эта фраза, сказанная вначале осторожным шепотом, повторялась все громче и громче, пока наконец весь приемный покой не наполнился зудящими, жалящими словами, убивающими на месте, уничтожающими не тело, но душу, отравляющими каждую минуту существования.
Потом были похороны. Окаменевшее лицо Джека надолго запомнилось всем присутствующим.
— Все-таки он очень любил ее, ему сейчас тяжело, — говорили сердобольные друзья.
— Она любила его сильнее. Ей, слава богу, сейчас легче, — говорили друзья озлобленные.
Джек не слышал ничего. Его мир разлетелся на осколки. Все вокруг рухнуло, а он стоял среди развалин и с ужасом понимал, что жив, что теперь ему нести с собой эту муку, и нельзя ее ни сбросить, ни поделиться ею.
Она всегда была рядом, заботливая и нежная, все понимающая и все принимающая, готовая выслушать и помочь. Он любил ее, но привычка постепенно загасила остроту чувств. Она была рядом, она родила ему сына, она была его женой, частью его обыденной жизни.
А теперь ее не стало.
Он чувствовал, что виноват. Не в ее смерти, а в том, что не сумел дать ей того счастья, которого она заслуживала…
Утром все так же вставало солнце и пели птицы, иногда шел дождь, порой бывали ураганы, море по-прежнему блестело лазурными красками.
Просто не было ее.
«…Вначале было тяжело, но с тех пор, как мы уехали с Тикаривы, стало немного легче. Отец по-прежнему мрачен, но теперь с ним хотя бы можно разговаривать. Я понимаю, что он очень страдает после смерти мамы, но надеюсь, что переезд в Штаты пойдет ему на пользу.
Здесь все совершенно по-другому: люди постоянно куда-то торопятся, каждый занят делом. Столько машин в один день я не видел за всю свою жизнь. Иногда неприятно чувствовать себя неловким провинциалом, впервые попавшим в большой город. Но, кажется, никто особо и не обращает внимания на тебя и твое поведение. Здесь никто тебя не знает и, пожалуй, это к лучшему.
На следующей неделе отец заканчивает свои дела, и мы едем к его родным. Оказывается, в Чикаго у нас куча родственников. Родители отца, его сестра, ее дети. Не могу сказать, что меня очень тянет с ними общаться, а уж что касается отца, так он вообще не хочет туда ехать, но его мама настаивает, и он не может ей отказать. Несомненно, им всем любопытно будет на меня посмотреть.
По поводу работы я еще ничего не решил. Отец считает, что мне следует немного подождать. Скорее всего, я так и поступлю. Как просто все было на Тикариве! А здесь надо все время о чем-то думать, прикидывать, рассчитывать. Все озабочены только тем, как бы заработать деньги. Мне это противно… Но в городской жизни есть несомненные преимущества — видел бы ты местных девушек. Не все они, конечно, красавицы, но очень отличаются от наших. Без ложной скромности могу сказать, что пользуюсь определенной популярностью — со мной, например, только за один вчерашний день на улице заговорили три девушки, а одна назвала симпатягой. Так смешно. Поподробнее напишу в следующем письме — пришел отец и зовет меня.
Передавай привет всем нашим, особенно Андреа. Скажи ей, что я по ней скучаю.
Всегда твой,
Орландо».
6
Роскошный автомобиль медленно подъезжал к длинному дому из красных продолговатых кирпичей. Стояла осень, и уже почти все деревья были без листьев, но огромный ухоженный парк все равно произвел на Орландо неизгладимое впечатление. Ровные, посыпанные мелким гравием дорожки, высаженные в один ряд кустарники, аккуратные газоны, плод многолетних усилий садовника, одинаковые деревянные скамейки. Сколько труда было вложено в каждую клумбу! В таком парке, наверное, страшно гулять просто так. Непременно нужен какой-нибудь торжественный повод, чтобы чинно пройтись по этим дорожкам…
Джек казался очень напряженным, и его волнение передалось Орландо. Что же произошло у отца с родными, если он так не желает с ними общаться? Неужели возвращение в родной дом настолько ему неприятно? Вопросы вертелись у Орландо на языке, но задавать их он почему-то не решался. На Тикариве отец был близким и родным, и Орландо не колебался бы ни секунды, если бы хотел спросить его о чем-то, но в Америке все странным образом изменилось. По мере приближения к поместью Денверов Джек все больше замыкался в себе. Порой Орландо казалось, что он видит перед собой совсем другого человека, постороннего и незнакомого. В чем была причина такой перемены? Тоска по матери? Или же во всем была виновата эта страна, где гонка за деньгами не прекращалась ни на минуту? Орландо хотел как можно скорее познакомиться с родными отца, чтобы понять наконец, что происходит и как ему себя вести…
Машина остановилась у парадного входа. Потемневшие от времени ступеньки вели к массивной двери, которая сейчас была широко распахнута. На ступеньках их ожидала настоящая делегация. Невысокая седеющая женщина, всхлипнув, бросилась к Джеку и прижала его к груди. Чуть впереди стоял полный господин с багровым лицом, в котором Орландо с трудом угадывал семейные черты Денверов — серые глаза, нос с горбинкой, мужественный овал лица.
