Глухо он произнес:
— Мне понятны ваши чувства, Шеннон. И я себя спрашивал не раз, как отнеслись бы ко мне женщины, если бы не думали постоянно о моем цвете кожи.
Шеннон изумленно вскинула глаза.
— Выходит, откликнуться на мое объявление вас принудило то же, что заставило меня написать его? Как же много между нами общего! — невольно вырвалось у нее.
Люк тепло улыбнулся и взял ее за руку. От будоражащего мужского прикосновения Шеннон вздрогнула, точно от удара током.
— Вы имеете в виду родство душ? Я тоже почувствовал это, как только случайно увидел и прочел ваше послание в газете. Поверьте, до того мгновения у меня и в мыслях не было с кем-то знакомиться по переписке. Просто пролистывал, как обычно, утреннюю газету, и вдруг… Не знаю, как описать возникшие ощущения. Будто раздался внезапный удар грома и электрический разряд прошел по всему моему телу.
— Когда я получила ваше письмо, то почувствовала примерно то же, — тихо созналась Шеннон. — Удивительно, правда? Я сейчас говорю слова, которые не принято произносить на первом свидании. Но почему-то у меня такое чувство, будто я знаю вас тысячу лет…
— Я же вас — целую вечность. Знаешь, Шеннон, — переход на «ты» получился у Люка естественным и ненавязчивым, — я, кажется, очень рад, что изменил своим правилам и откликнулся на объявление в газете.
— И я рада, — тихо ответила Шеннон, что впервые в жизни осмелилась на знакомство вслепую.
Оба замолчали, чувствуя, что им не хватает слов, чтобы выразить свои пугающие силой и новизной эмоции. Люк и Шеннон просто стояли и смотрели друг другу в глаза, ощущая, как их сердца ведут между собой безмолвный разговор…
Неизвестно, сколько прошло времени, когда Шеннон вдруг очнулась, почувствовав на себе чей-то взгляд, неприязненный и жалящий, словно укол. Машинально оглянувшись, она успела заметить молодую мать с коляской, удаляющуюся в глубь аллеи.
Чем же их утренней прогулке помешали мы с Люком? — недоуменно подумала Шеннон, растерянно глядя ей вслед. Наверное, следует сойти с дорожки.
— Присядем? — тут же предложила она Люку. — Кажется, мы мешаем прохожим.
— Пожалуй, — согласился тот.
Они направились к ближайшей скамейке.
Прежде чем усадить на нее спутницу, Люк тщательно сдул пылинки. И этот трогательный знак внимания также не остался незамеченным Шеннон.
— А теперь, Люк, давай познакомимся поближе, — нарочито бодро произнесла молодая женщина, стараясь скрыть свои робость и смущение. Пожалуй, до сих пор еще не было случая, чтобы она чувствовала себя рядом с мужчиной настолько неловко! — Из писем мы узнали друг о друге достаточно. Но все же далеко не все, верно?
— Верно, — улыбнулся Люк. — А потому я с удовольствием отвечу на любые твои вопросы и в свою очередь задам свои. Итак, кто начнет?
— Пожалуй, я, — поспешно проговорила Шеннон, стремясь захватить инициативу в свои руки. Было бы неплохо завести разговор о чем-нибудь невинном, чтобы иметь возможность хоть немного привести мысли и чувства в порядок. — Люк, расскажи, пожалуйста, как зародилось твое увлечение фотографией?
Уголки мужских губ чуть дрогнули в ироничной усмешке. Похоже, неуклюжий маневр Шеннон не остался незамеченным.
Однако Люк спокойно начал рассказывать:
— Это произошло еще в школе. Впрочем, тогда же пришла и страсть к боксу. Мне всегда казалось, что нужно совершенствовать себя как физически, так и духовно. Потому-то и избрал для себя два таких непохожих друг на друга занятия.
— Но ведь бокс очень жесткий вид спорта, заметила Шеннон. — Я, например, несколько раз пыталась, но так и не смогла заставить себя посмотреть по телевизору хоть один бой.
— Жизнь вообще — жесткая штука, — пожав плечами, ответил Люк. — В боксе все, по крайней мере, честно. Побеждает сильнейший. Кроме того, за бои неплохо платят. Подумаешь, получишь пару синяков и ссадин. Зато в случае победы на некоторое время тебе обеспечено безбедное существование. На первых порах, пока фотография не приносила серьезного дохода, профессиональный бокс не раз меня выручал в критические моменты.
В глазах Шеннон отразился испуг.
— Какой ужас! Тебе приходилось рисковать здоровьем и даже жизнью ради денег?
— А что здесь такого? — возразил Люк. Другие из-за денег готовы поступиться совестью и даже честью. Я же просто делал то, что хорошо умею делать.
Шеннон как-то странно взглянула на молодого человека.
— Если подходить к делу с этой точки зрения, ты прав. Но что касается меня… Если бы я вдруг полюбила боксера, то ни днем, ни ночью не находила бы себе места от тревоги за его жизнь. И наверное, при первой же возможности попросила бы, чтобы он оставил столь рисковое занятие ради меня. В конце концов, к чему деньги, если ты из-за них постепенно превращаешься в живой труп?
Люк пристально взглянул на Шеннон.
— Значит, если ваши отношения обретут определенный статус, ты попросишь своего гипотетического боксера оставить большой спорт?
Шеннон твердо посмотрела в темные глаза Люка.
— Да.
— А если он откажется?
— Сама займусь боксом, футболом или еще каким-нибудь травматическим видом спорта, — последовал незамедлительный ответ. — Чтобы, почувствовав себя на моем месте, мой молодой человек наконец-то понял, что мне приходится переживать всякий раз, когда он выходит на ринг, и все-таки выполнил мое желание.
Люк засмеялся.
— А ты молодец! Уверен, в таком случае твой избранник немедленно объявит безоговорочную капитуляцию. — Помолчав, он как бы между прочим сказал:
— Кстати, сам я в последнее время практически перестал выступать. Возраст уже не тот, да и занятие фотографией в последние годы приносит неплохой и стабильный доход.
Шеннон хитро улыбнулась.
— Приятно это слышать. Выходит, я могу не тревожиться за своего нового друга боксера?
Он не заставит меня поседеть раньше времени, предпочтя моему обществу пояс чемпиона и ринг?
— В этом он тебе клянется, — торжественно произнес Люк. — Отныне его занятия боксом сведутся практически к одним тренировкам для поддержания формы.
— Не практически, а вообще, — полушутя-полусерьезно потребовала Шеннон.
Люк с деланной обреченностью выдохнул.
— Раз у меня нет другого выхода… — Он плутовски подмигнул. — Надеюсь, хоть заниматься фотографированием мне пока не запретят?
— Пока — нет, — важно пообещала Шеннон. Кстати, одноклассники, наверное, недоумевали, узнав о твоей страсти к фотокамере?
Люк хмыкнул.
— Еще бы. Не каждый день бестолковый негр рвется в искусство.
Шеннон смущенно отвела глаза, мысленно ругая себя последними словами. Когда же она наконец научится сначала думать, а уж потом говорить?
