Я, всегда сиротливо обходившая стороной сверкающие богатые магазины, жалобно отворачивающая взгляд от соблазняющих витрин, пустилась во все тяжкие шопинг-мании.
Всюду, где были примерочные с зеркалами, мир принадлежал мне. За месяц у меня появилось пять новых шуб: норковая белая, песцовая голубая, рыжая рысья, пятнистая ягуаровая и чернобурка. Четыре дубленки. Три пальто. Пять плащей. Дом пенился от вороха устрашающе-дорогого белья, трепетных шелковых блузок, веселых платьев, изысканных костюмов, расшитых бисером и кружевами, сверкающих золотыми блестками маечек и топиков, "лодочек", босоножек, шлепанцев, сапог из замши, из белой, черной и крокодиловой кожи, из облегающей ногу "чулочной" ткани. Крохотные радикюльчики, элегантный сумочки, кошельки, перчатки...
- Можно я возьму это в примерочную, нужно посмотреть как все смотрится в комплекте?
- Да, конечно...
Конечно, был один печальный минус. Принеся обновки домой, рассмотреть в них себя, такую красивую, роскошную, соблазнительную, можно было лишь отчаянно вертя шеей и при том весьма фрагментарно. Что человек способен увидеть без зеркала? Руки, ноги, грудь в проекции сверху...
- Какая ты иногда смешная, - удивилась Лера, услышав о моей проблеме. Сейчас я примерю все это, и ты посмотришь на себя со стороны во всех ракурсах, даже в тех, которые ты никогда не углядела бы в своем трюмо.
Пятнадцать тысяч отраженных Танькиных долларов я поменяла в банке на гривны. Сто десять тысяч гривен, превратились в двести двадцать, благодаря двум Лериным прыжкам - в зеркало и обратно. Гривны были обменены на сорок четыре тысячи долларов и благополучно удвоены. Дальше, боясь иметь дело с такими крупными суммами, я мухлевала туда-сюда по мелочам, до тех пор, пока полученная мной цифра отраженных денег не стала слишком головокружительной для того, чтобы произносить ее вслух.
Мы купили машину - двухместный мерседес-купе. (Хотя Лера, смеясь, предлагала мне выехать на нем прямо из витрины, в которой отражался кабриолет). Продали мою старую квартиру и, умножив деньги от продажи на два, переехали в новую, трехкомнатную с евроремонтом и видом на Днепр. Она стоила не так уж дорого, поскольку находилась далеко от центра, но это нас волновало мало - центр нашей жизни находился там, где были мы.
Свой новый телефон я не дала никому.
* * *
- Послушай, а что там, за зеркалом?
- Ты же видишь - отражение комнаты.
- А что за дверью?
- Открой ее и увидишь коридор.
- А куда он ведет?
- Сама знаешь - в спальню и кухню.
- Это здесь, а там, в зазеркалье?
- Зачем тебе это знать?
- Ты - я. Значит тот мир - мой.
- Нет, он не твой, - поджала губы Лера.
- Ну скажи, куда ведет коридор?
- В смерть.
- В смерть? - недоверчиво переспросила я.
- Давай не будем говорить об этом...
Но я постоянно возвращалась к закрытой теме. Как и до рождества Леры, меня упрямо тянуло к зеркалу. Интриговали привычные, понятные и такие недостижимые для меня вещи за стеклом: двуспальная кровать с двумя тумбочками по бокам, люстра, кактус на подоконнике... Хотя, пожалуй, недостижимыми были не сами вещи: не знаю как кровать, а тумбочку и кактус Лера могла бы достать мне оттуда, стоило лишь попросить. Но, не смотря на то, что уже четыре месяца я жила с собственным отражением, зазеркалье так и осталось загадкой. И я стояла, уткнувшись носом в стекло, вглядываясь в такой очевидный и загадочный, близкий и непознанный, закрытый для меня Лерин мир, в то время как Лера наслаждалась миром моим.
Она радостно гремела кастрюлями на кухне, опробовала новые рецепты, обставляла квартиру и обряжала елку к Новому году, читала книги и запоем смотрела телевизор.
- В твоей гостиной не было зеркала, и я раньше никогда не видела кино, - извинялась она, прежде чем погрузиться с головой в тот или иной фильм.
По телеку чередой шли старые новогодние киношки: "С легким паром", "Карнавальная ночь", "Двенадцать месяцев" и "Чародеи", песня из которых неожиданно растрогала Леру до слез, как трогают иных - нормальных любовников - слезливые хиты о любви.
Тишина звенящая
Звук из темноты.
Кто здесь настоящая?
Может, это ты?
За морями, горами, может, есть земля,
Где ты смотришь в зеркало,
Чтоб возникла я.
пела героиня, своему отражению в зеркале. И, желая сделать ей приятное, я купила Лере видеокассету, чтобы она могла слушать песню "про нас" вновь и вновь.
- А когда ты жила там, как ты знала, что я сейчас подойду к зеркалу?
- Также как и ты - просто подходила и видела тебя...
Но теперь Лера дулась каждый раз, когда я бессознательно заглядывалась в зеркала. Где бы она не находилась, чем бы не занималась в эту минуту, ей приходилось бросать убегающее молоко на плите, недомытый пол, недовешенную штору и нырять в зазеркалье, чтобы отразить мое лицо. Инстинкт отражения был сильнее ее воли. Она не могла остаться дома, когда я отправлялась в город, вынужденная путешествовать со мной по всем зеркальным поверхностям улиц и машин, магазинов и кафе. Не могла ни проснуться, ни заснуть раньше меня, и, если я маялась бессонницей до утра, мучалась, бодрствуя вместе со мной. Утром мы размыкали глаза одновременно и плелись в ванную - я выходила сквозь дверь, она сквозь зеркало трюмо - чтобы умыться и почистить зубы в унисон, каждая на своей стороне стекла. Мне казалось - это очень удобно - нет нужды толкаться у умывальника и задевать друг друга локтями. Но я осознавала: Леру мучает зеркальное рабство, делавшее ее неполноценной и зависимой. И потому по негласному соглашению зеркала в нашем доме были сведены к минимуму, а мое пользование ими к насущной необходимости: почистить зубы, причесаться, накраситься.
И мой очередной, внеплановый "залип" в трюмо расстраивал Леру и надолго выбивал ее из седла. Она потерянно кивала, слушая оправдательный лепет про "Синдром Абели" и успокаивалась лишь тогда, когда я завешивала оба зеркала - в ванной и спальне - тряпками, снимая даже теоретическую угрозу.
- А почему, когда в доме покойник, люди завешивают зеркала?
- После смерти душа человека сливается с его отражением. И оно часто подолгу стоит за зеркалом, прощаясь со своим телом... - отвечала она неохотно.
- Значит, я тоже попаду туда рано или поздно?
- Лучше вовремя.
- А можно сейчас? Разве я не могу туда пройти?
- Не можешь! Не говори со мной об этом больше!
Тогда впервые она повысила на меня голос. И впервые я приняла то, что до сих пор считала невозможным: зеркало меж нами, делавшее нас единым целым, тоже может треснуть.
