Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
Когда-то Свияжск был городом, вполне сравнимым с Казанью. И даже соперничал с ней по значимости. Было это в первые сто лет его существования. А триста тридцать семь лет назад города не было вовсе. Стоял крутой холм-останец, весь лесом поросший. Молодой государь Иван Васильевич в очередной раз возвращался из Казанского похода, опять неудачного. И остановил свой возок у перевоза через Свияга-реку, чтобы юношеские косточки поразмять да нужду малую справить. Справил. Поразмял. А потом смотрит: место-то зело благоприятственное для крепостицы русской, дабы иметь близ стен казанских базу с воинами и воинскими и продовольственными запасами. Это могло бы сильно облегчить задачу покорения Казани. Однако поставить русскую крепость в этих местах было весьма непросто: по правую и левую от холма стороны жили горные и луговые черемисы – воинственная народность мари, мужчины которой из века в век промышляли охотой. Белку в глаз били, а человека и подавно. Только на горной стороне проживало таковых до сорока тысяч лучников. Не позволили бы они на своих землях просто так город построить.
Чья была мысль построить город-крепость на спокойных русских землях, а затем, разобрав его, свезти на нужное место и быстро собрать – неведомо. Может, эта мысль принадлежала самому государю, может, его зело умному приятелю Алеше Адашеву, может, дьяку Ивану Выродкову, весьма острому умом хитрецу-градоимцу, коему и был поручен надзор за строительством города. Однако город срубили в угличских лесах на Верхней Волге в тысяче верст от Казани, потом разобрали, бревна пометив, и по весне свезли на облюбованный холм. Четыре недели с малым понадобилось, чтобы вновь собрать город. Поначалу медленно рос городок: бревна меченые попутали, помешали по торопливости, и лай, как водится у русских людей, стоял густой. А опосля помалу сладилось – работали молча, споро. И возрос в мае тысяча пятьсот пятьдесят первого года город-крепость со стенами острожными, двумя монастырями и шестью приходскими церквами да домами и хоромами жилыми и прочим, что положено иметь городу по уставу.
Знатен был град Свияжский и при царе Борисе Годунове, и при императоре Петре Первом, и при государыне-императрице Екатерине Великой, даровавшей Свияжску собственный герб – «В голубом поле деревянный город над рекою, а в реке видимы рыбы…». А опосля века восемнадцатого хиреть стал град Свияжский и превратился вскорости в рядовой уездный городишко с несколькими тысячами жителей, всяк друг друга знавших. Пошто так получилось? А вот ты, мил человек, полегче что-нибудь спроси…
Все это, или почти все, уже знал Африканыч, когда вышагивал по замощенной деревом Рождественской улочке Свияжска, держа путь к дому Игнатия Савича Зыбина, летописца местного и краеведа. Было Игнатию Савичу, по слухам, сто четыре года, и тому подтверждением была метрическая запись в четырехпрестольном Рождественском соборе. Но был Зыбин еще в ясном уме и твердой памяти, а иначе Самсон Африканыч Неофитов не пошел бы к нему на беседу, а топал бы доколе к кому иному знающему человеку. Однако более сведущего, нежели Игнатий Савич Зыбин, во всем городе не было, да и быть не могло!
Проживал местный летописец-краевед в собственном деревянном дому о двух этажах, каковыми, в большей мере, и был застроен град Свияжский. Встретил поначалу Африканыча сурово: кто-де таков, пошто приперся и что, мол, тебе надобно. После подобрел к гостю, особенно после того как узнал, что Самсон Африканыч – не просто гость, а «действительный член Казанского Общества археологии, истории и этнографии, существующего при Императорском Казанском университете, и короткий приятель профессора Шпилевского, приехавший в Свияжск по научной надобности»…
– Да вы проходите, проходите, – засуетился вдруг старик. – И как он, Сергей Михайлович?
– Сергей Михайлович-то? – только сейчас и сообразив, что это его «короткого приятеля» Шпилевского зовут Сергеем Михайловичем, переспросил Африканыч. – Да все ладно у него, у Сергея Михайловича… Вот, работу новую кропает… Историческую.
– А какова тематика? – поинтересовался Игнатий Савич.
– Так он это, в секрете покудова тему держит, – улыбнулся Неофитов. – Сказывает, никто еще про такое не писал.
– Ну и хорошо, – довольно произнес Зыбин. – А как супруга его превосходительства?
– Супруга его превосходительства? – снова переспросил Самсон Африканыч, соображая, кто же это «его превосходительство». Догадавшись, что речь идет про того же Шпилевского (профессора тоже могут иметь статский генеральский чин), ответил: – Да тоже все ладно.
– Вот, и слава богу, – констатировал Зыбин. – Может, чаю с дороги? Не желаете?
– Не откажусь, – улыбнулся Неофитов, довольный, что старик поменял тему разговора.
За чаем Африканыч повел разговор о Феоктистове. Начал издалека. Пораспрошал об известных людях Свияжска и вообще России, так или иначе связанных с этим славным городом и с его историей. А впоследствии битый час с четвертью выслушивал исторические изыскания Игнатия Савича, которым, казалось, не будет конца. А старик Зыбин, заполучив слушателя, говорил и говорил…
– …А воеводами первыми в Свияжске назначены были, сударь вы мой, боярин князь Петр Иванович Шуйский, Борис Иванович Салтыков, князь Григорий Петрович Звенигородский, Семен Константинович Заболоцкий и князь Дмитрий Михайлович Жижемской. Первые трое были воеводами «на вылазку», то есть осуществляли военную защиту города, а последние два «ведали» город. Пять воевод на один город было многовато; обычно российские города имели двух-трех воевод. Но городу Свияжску придавалось особое значение, потому и управлялся он большим количеством правителей, чем обычно. Да-а… – Старик посмотрел на Африканыча, мгновенно изобразившего на своем лице нешуточный интерес, и продолжил: – Главными воеводами в Свияжске вплоть до конца первой трети семнадцатого века были представители самых древних и знатных родов. Потомки великих князей суздальских Шуйские; князья Воротынские, что из удельных князей черниговских; из великих ростовских князей князья Серебряные-Оболенские, Бехтеяровы, Приимковы и Буйносовы; Шеины и Салтыковы – ближайшая родня влиятельнейшего боярского рода Морозовых, предки каковых служили еще Александру Невскому. Объяснялось это просто: Свияжску, равно как и Казани, придавалось особое, – старик поднял кверху указательный палец, – стратегическое значение…
– А люди? – воспользовавшись паузой, вставил слово-другое Африканыч. – Расскажите о людях, коими был славен и горд ваш город. А может, и посейчас гордится…
– Люди? – старик задумался. – В нашем городе много славных людей проживало. К примеру, сударь вы мой, наш уездный судья Чаадаев, царствие ему небесное, – перекрестился старик, – являлся дядей другу Александра Пушкина, сумасшедшему философу Петру Яковлевичу Чаадаеву.
– Да вы что? – притворно удивился Африканыч.
– Именно так, – улыбнулся старик, довольный, что произвел впечатление на гостя. – А Василий Матвеевич Голенищев-Кутузов, старший брат генерал-поручика и сенатора Иллариона Матвеевича Голенищева-Кутузова и дядя светлейшего князя генерал-фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова, жил в соседнем доме. И в одна тысяча восемьсот семнадцатом году, сударь вы мой, вместе с моим батюшкой, да еще князем Андреем Турунтаем и купцом Федором Каменевым на собственные средства перестраивали и реконструировали Рождественский соборный храм, что стоит ныне на одноименной площади, центральной и самой большой в Свияжске…
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
