Он жалобно посмотрел на меня, но так и не выдохнул. И мы вошли в коридор. Я заглянула в канцелярию, уточнила, где Панов кромсает наш объект, и, потащила Стаса к «гнилой» секционной, на отшибе танатологического отделения, где вскрывали трупы не первой свежести, по дороге то и дело раскланиваясь и обмениваясь приветствиями со старыми друзьями в белых и зеленых халатах, залитых кровью запятнанных формалином, а кое-кто норовил и обнять вывернутыми, чтобы не запачкать, руками в резиновых перчатках.
— Мария Сергеевна, — дернул меня за руку Стас, — смотрите, какой гнилой труп: губы аж лиловые! А почему он не раздулся? Я читал, что они распухают. Поздние трупные явления…
Молодец, Стасик, — восхитилась я, — ты уже освоился, покойников разглядываешь! Он не раздулся, потому что не гнилой.
— Как не гнилой? А почему почернел?
— Он почернел еще при жизни. Это негр, просто здесь свет тусклый…
В «гнилой» секционной толстый, но милый Панов (это он сам про себя так говорит: «Я толстый, но милый») потрошил то, что осталось от чернореченского бандита Анатолия Шермушенко.
— Привет, Мария! — пробормотал он, подняв на мгновение глаза и снова уткнувшись в разрезанное тело. — Давненько, давненько… А кто это у тебя на буксире? Твоя креатура?
— Моя… Познакомься, Боренька, это наш новый следователь, прошу любить и жаловать.
Я закрывала нос платочком: в «гнилой» секционной я вопреки науке не могу адаптироваться к запаху даже за несколько часов. Как-то мы с Борей проторчали здесь три часа, пока он обследовал каждый квадратный сантиметр тела, мягкие ткани которого расползались под руками, и я все три часа дышала через мохеровый шарф, в результате чего у меня вокруг носа образовалось раздражение, но так я и не привыкла к запаху, а вот Боря-то никаких шарфов к носу не прикладывал и все время со мной трепался, комментируя процесс вскрытия. Мы с ним, конечно, вспомнили «Молчание ягнят», где коронер с агентами ФБР перед такой же процедурой культурненько закладывают в нос специальные тампончики и не испытывают никакого дискомфорта; но известно — что русскому здорово, то немцу смерть; наши люди и без тампончиков не помрут…
— Нате, ребятки, вам пульку, — пропыхтел Панов, уже успевший распилить череп, — берегите. А больше ничего интересного нету. Правда, Мария, ничего, ни гематомочек, ни резаных, ни черепно-мозговой. Потроха отдам на гистологию и на химию, на наркотики и отравляющие; звони, чего узнаю — все скажу. Пулечка «пээмовская», судя по всему; я ее: сполоснул. Когда височек-то размыл, на нем обнаружил штанцмарку; правда, там, где звери не съели поняла, что это значит?
— Ты поучи свою жену щи варить, — шутливо обиделась я.
— А молодой человек понял? Объясни ему.
— Значит, в упор стреляли, да, Боря?
— Да, Мария. Кстати, о жене. Ты с моей женой в субботу дежуришь; береги ее, работать не заставляй.
— С Наташей? Вот здорово! Спасибо, Боря, за хорошую новость.
Стас под моим чутким руководством быстренько накропал протокол выемки пули, мы сунули его на подпись двум санитарам-понятым и отбыли восвояси, правда, уже не на машине, потому что прокуратурский водитель свой рабочий день закончил. По дороге я спросила Стаса, приходившего в себя после первого визита в царство мертвых, не хочет ли он со мной подежурить в субботу. Он запрыгал от радости. Я объяснила Стасу, что помимо: дежурств по району в рабочее время все следователи раз в месяц дежурят еще и по городу, с шести вечера до девяти утра, а по выходным — в две смены: с девяти до двадцати одного, а потом до утра.
— Мария Сергеевна, а почему вы дежурите в субботу в день? Удобнее же ночью дежурить, а не выходные занимать.
— Стасик, у меня уже возраст не тот, чтобы дежурить ночью; старость не радость («Ой-ой-ой!» — сказал Стас). Ночью мне спать хочется, а если не посплю, то неделю чувствую себя разбитой. Это раньше я могла день отработать, ночь отдежурить, утром сдать дежурство и пойти кого-нибудь подопрашивать, а вечером еще и поразвлекаться на какой-нибудь собирушке…
— А после дежурств в выходные отгулы дают?
— Скажем так: отгулы полагаются. По трудовому законодательству работнику в качестве компенсации за время дежурства предлагается на выбор — либо отгул, либо оплата в двойном размере. Однако один из предыдущих прокуроров города, радевший за бюджет, из которого оплачивается наш скорбный труд, принял решение: никаких двойных тарифов, только отгулы, и только в течение десяти дней после дежурства, а то некоторые ушлые следопыты повадились весь год дежурить без отгулов, а потом вес их разом присоединять к отпуску. А служба наша, как известно, и опасна, и трудна, поэтому отгулов никто не берет, так как и без отгулов ничего не успевает… Есть, правда, у нас один такой деятель, которому по фиг оперативная обстановка: война войной, а обед по расписанию; но в основном все живут по принципу: «обед в отгул, отгул к отпуску, а отпуск к пенсии». Мне удобно дежурить в субботу днем, потому что я могу после дежурства прийти в себя в воскресенье, а в понедельник со свежими силами на работу. А кроме того, у меня дежурство — это отгул от дома.
— Как это?
— А вот так. Когда у меня сыночек родился и я с ним сидела, я с ног сбивалась: утром ни свет ни заря хватала ребенка в охапку, неслась с ним гулять между прогулками стирала и гладила пеленки, кормила младенца, сооружала обед маме и мужу, они были на работе, и опять бежала выгуливать своего хрюндика. А вечером с работы приходили мои домочадцы, падали в кресла и стонали: «О-о-о, как мы устали! А ты все кайфуешь!» Потом дитя мое подросло, и я пошла на работу. Сразу напросилась де журить в субботу днем, а с чадом оставались члены моей семьи. Прихожу с дежурства, они лежат в креслах и стонут: «О-о-о, как мы устали! Тебе-то хорошо небось на дежурстве было кайфовать…»
Стас, слушая меня, смеялся, но как-то нерешительно, и в глазах его стояла жалость…
Выйдя из метро, мы расстались: я поехала в прокуратуру прятать в сейф драгоценную пулечку, Стас — домой. Все-таки для первых дней работа событий для него многовато. Вообще парень производит приятное впечатление; похоже, как говорит Горчаков, мозги у него устроены по-нашему.
Какая у нас разница в возрасте? Лет девять? Посмотрю, как он будет вести себя на дежурстве, и, может быть, разрешу называть меня по имени, без отчества.
6
— Мария Сергеевна, поздравляю вас с моим боевым крещением! Согласитесь, что первое дежурство — это праздник, который запомнится на всю жизнь! Вам запомнилось?
Переговариваясь, мы прошли сквозь воротики металлоконтроля, предъявили свои удостоверения — я небрежно, не глядя на постовых, а Стас с гордостью — и стали подниматься на второй этаж, в нашу дежурку.
— Когда я в самый первый раз выехала на труп, я тогда очки носила; так вот, я даже очки на всякий случай сняла, поскольку рассудила, что чем меньше я увижу, тем лучше.
