Аня вспомнила и автора, и название книги, но подумала: не слишком ли она умная? Не побыть ли ей немного «пробкой», женщиной до эмансипации, «бывшей клячей»?
– Мне пришла мысль, – продолжил старшина, снимая шапку и почесывая большую, почти академическую, голову. – Мы, работники ГИБДД, – в некотором роде, миротворцы, голубые каски, голуби мира. Без нас давно бы конфликт между пешеходами и водилами перерос в полномасштабную войну. Они пока еще считают врагами нас, гаишников. Ладно, мы готовы принять удар на себя, в смысле, все фишки, то есть шишки… Этот немец тоже умный, как и его земляк Карл Маркс. Я вот эту книгу даже куплю. Будет и у меня настольная книга. Как же она называется, какой-то «волк»?.. Нет, не «дорожный»…
Как будто подсказки Аниной ждут? Что она им – толстая энциклопедия, что ли?
– Вон Денисов, «дорожный волк», уже машет, – вздохнул с заметным сожалением «добрый Орешкин». – Не даст посидеть, поговорить с умным человеком. Не хочет мерзнуть в одиночестве. Ну, я ему в другой раз тоже не больно дам расслабиться.
Гаишник открыл дверцу, развернулся, заскрипев портупеей, и поставил обе ноги на землю, словно вставал утром с кровати. «Фольксваген» подпрыгнул, когда старшина, наконец, «нащупал тапочки». Аня на прощание посочувствовала жене «доброго Орешкина», но тот и не думал прощаться.
– Гражданин Корнилов, прошу пройти на медицинское освидетельствование, – неожиданно выпалил гаишной скороговоркой «добрый Орешкин».
– Ты что, старшина? – не понял Корнилов.
– Визуальный осмотр показывает у вас наличие степени опьянения, – пробубнил старшина, делая скучное, бесстрастное лицо. – Придется дыхнуть в «трубочку» для медицинского освидетельствования нетрезвого лица.
– Орешкин, ты что Ваньку валяешь?! – рассердился Михаил. – Мы же с тобой только что пили?
– С кем вы пили, меня не интересует. А вот прапорщик Денисов проведет освидетельствование по всей форме, предусмотренной законодательством. Денисов, гражданин явно нетрезв…
– Разберемся, – сказал подошедший усач, похожий на казака Григория Мелехова, но только озябшего в донских степях.
– Разбирайтесь, – в тон ему ответил Корнилов, – но только медицинское освидетельствование и «дыхнуть в трубочку» – разные вещи. И что-то я не вижу передвижного наркологического пункта, специально оборудованного в соответствии с установленными правилами, с высотой потолка не менее метра ста восьмидесяти пяти сантиметров, с холодильником и биотуалетом. Где биотуалет, старшина?
– Грамотный! – удивился Денисов.
– Вообще умный мужик, – подтвердил «добрый Орешкин».
– Ты, грамотный, ну-ка руки – на капот, ноги – в стороны! – выкрикнули гаишники почти хором.
Аня даже зажмурилась, ожидая ответных действий Корнилова. Перед глазами промелькнули эпизоды из известного фильма с клюквенным соком на снегу и говорящими отрубленными головами, а также прошлогодняя сцена на дороге перед красной «девяткой», еще более страшная и героическая, чем в кино. Но следователь только руку спрятал на мгновение, будто шарф поправил. На фоне белого снежного поля Аня увидела красную книжицу вместо крови и застонала разочарованно, как подросток, попавший не на тот фильм. Правда, увидеть наказание хитроумных злодеев было тоже неплохо. В отсутствие самураев с катанами и неуловимые мстители могут сойти или комиссар в кожанке.
Но вместо пресных казенных и соленых нецензурных фраз Аня услышала смех Корнилова. Вместо стремительно броска или резкого удара Михаил ткнул в дрогнувшее было пузо «доброго Орешкина» и щелкнул пальцем по заиндевевшей кокарде прапорщика Денисова. Вот и все наказание.
– Капитан, что же ты сразу не признался? – заговорил старшина с укоризной. – Нашелся бы тогда коньяк и подороже.
– Так ты меня еще и отравил? – изумился следователь.
– На это я никак не способен.
– И многих вы так «разводите»? – поинтересовался Корнилов на прощание.
Гаишники только переглянулись. Корнилов был им больше неинтересен, а его присутствие на данном участке трассы просто мешало.
– Что же ты не составил протокол? – спросила Аня, когда они уже мчались по шоссе в разноцветной и разнолитражной колонне без начала и конца. – Не заставил этого философа Сковороду дыхнуть в его же трубочку? Я бы была понятой. Да ты только рукой махни, набрал бы десяток свидетелей на трассе.
– Как тебе сказать? Показалось мне, может быть. В монастырь ехали – за нами серая «восьмерка» пристроилась, сегодня выезжаем на трассу – опять она. Жаль, номера я не срисовал. Когда нас гаишник тормознул, она тоже остановилась на обочине. Вот я и потянул время, понаблюдал.
– Серая «восьмерка» – это стереотип российских дорог, – авторитетно сказала Аня. – Думаешь, это «хвост»?
– Вряд ли. Ты права – простое совпадение, – ответил Корнилов. – Кроме того, мне гаишник понравился. Он рыбачил тридцать лет и три года и никогда не слышал, чтобы рыба говорила. Вот и отпустил я ее в синее море. Пущай гуляет себе на просторе.
– Дурачина ты, прямой простофиля, – добавила она. – Не желаю я быть черною крестьянкой…
– Вот и я о том же думаю, – перебил ее Михаил. – Посмотри направо. Видишь этот поселок неказистый, ни одного домика приличного?
– Куда собака похромала?
– Да. А между тем здесь проживают несколько миллионеров, криминальных авторитетов. Например, всем известный Корейчик.
– Шутишь?
– Ну не проживают, а только прописаны, формально, для российского гражданства. Но все равно забавно. Поселок Новый Суглинок, пять старух, пьяный сторож и хромая собака – международная криминальная столица. Тебя это удивляет?
– Нет, – ответила Аня. – Меня что-то последнее время мало что удивляет. Старею?
– Взрослеешь, – поправил ее Михаил. – И я, кажется, тоже…
Глава 6
Для одной лишь Дульсинеи я – мягкое тесто и миндальное пирожное, а для всех остальных я – кремень; для нее я – мед, а для вас – алоэ; для меня одна лишь Дульсинея прекрасна, разумна, целомудренна, изящна и благородна, все же остальные безобразны, глупы, развратны и худородны…
В эти дни телеканалы заполняли дневной эфир старыми советскими фильмами. Черно-белые трудовые бригады отказывались от премий, рабочие брали на поруки трудных подростков и флиртовали друг с другом посредством башенных кранов и гусеничных тракторов. Аня заглушала шум социалистического строительства пылесосом «Бош», грохотом отодвигаемой мебели и собственным пением, но телевизор не выключала. Ей нравилось работать в едином ритме со всей страной, пусть и сгинувшей уже в волнах истории, подобно Атлантиде.
В одну из тихих рабочих минут, когда даже немецкий пылесос не может заменить простую русскую тряпку, Аня вдруг услышала громкий крик в телевизоре:
– Ты же – частная собственница!
