…Он проснулся ночью. Ребята в основном спали, местные разошлись. Йерикка сидел на скамье возле приоткрытого окна, на столе стоял его пулемет. С другой стороны стола устроился Святомир — подперев голову рукой, он читал какую-то книжку. Гостимир, сидя со скрещенными ногами на другой лавке, перебирал струны своих походных гуслей и напевал печально:
Наши горы болью корчились —
Шарил грудь свинец, шею сук искал…
Выкормыши бед тенью призрачной
Праздник правили в долгих сумерках…
Наших братьев ветер выплюнул,
Отрыгнул огонь прелым порохом,
Выструнили горцев псами выть в плену…
— он накрыл струны ладонью, спросил: — Йерикка, спеть-то чего?
— А… — рыжий горец шевельнул ладонью, фривольно оперся локтем на пулеметный приклад.
— Понял, — охотно согласился Гостимир, ущипнул струну и тихонько запел, улыбаясь:
От заката до рассвета, мы сражалися —
Так у лавки ножки дубовы сломилися,
А под лавкой той полы порасселися,
Порасселися, провалилися —
С нею в нижнюю мы горницу свалилися,
Там и гости заполночны посмутилися… Годится?
Святомир отпихнул книжку и потянулся:
— Йой! Чего мне желается, кто угадает?
— Домой, — предположил Йерикка.
— Не-а… Вызнать, чем наши дела скончаются.
— А я и так знаю, — заявил Йерикка. — Ложился бы ты спать лучше!
Гостимир снова играл на гуслях что-то печальное, и Йерикка вздохнул:
— А этот и в Кащеевом царстве гусли сыщет. Если не можешь не бренчать — сыграй и спой что-нибудь…
— …еще похабнее прежнего, — заключил Святомир.
— А добро, пожалуй, — Гостимир устроил гусли удобнее:
— А как шел я мимо бани ввечеру -
Думал я — от повиданного помру…
— Хватит-хватит, — поспешно сказал Йерикка. — Дальше все слышали.
— Стережешься за свой строгий нрав? — ухмыльнулся Святомир. — Добро, мы то и впрямь насквозь знаем. Олег зевнул и сел.
— Не спишь? — спросил Йерикка.
— Да мне приснилось, что коту рядом половые органы откручивают, какой уж тут сон, — пожаловался Олег. — Эрик, что завтра делать будем?
— Спроси у Гоймира, — предложил Йерикка.
— Спрошу, — пообещал Олег, — вот ремни на. чунях поглажу — и спрошу. Еще бы, как опрашивать пойду, по пути не заблудиться. Проводишь?
— Остроумных дополна, — резюмировал Йерикка, — просто умных нету.
— Йой, дождь, — сообщил Святомир. посмотрев в окно. Все остальные перебрались к нему и прилипли к окну носами. Дождь лил из низких серых туч, вспузыривая лужи на пустынной ночной улице.
— А вот прознать бы, как это, — задумчиво сказал Гостимир, — бежали они за нами, как хорт за косым. А потом одно отлипли разом? Неуж лавы испугались?
— Притомились, — предположил Святомир.
— Хохмач-самоучка, — под нос буркнул Йерикка.
— Мыслишь — не притомились?
— Да хватит вам, — Йерикка снова уселся спиной к окну. — Завтра и наговоримся, и устанем, и на дождь наглядимся так, что уши опухнут.
— Может, без дураков поговорим, — спросил Олег.
— Я, пожалуй, выйду, — вздохнул Святомир.
— А я, пожалуй, останусь, — высказался Гостимир. Йерикка поднял брови:
— Ты льстишь себе.
— Все, понял, — поднял руки Олег. — Пойду досыпать, а вы мне сбацайте колыбельную. Что-нибудь из Сюткина… Не знаете такого? Дикари…
— Я, наверное, тоже пойду лягу, — потянулся Святомир.
Засыпая, Олег видел сидящего с гуслями на высоко поднятых коленях Гостимира и слышал его задумчивый голос:
Знаю я — нас однажды не станет…
Мы уйдем, мы уже не вернемся,
Этой горькой землей захлебнемся —
Этой утренней, этой печальной…(1.)
…Может быть, Олегу это приснилось, а может, быть, он на самом деле проснулся еще раз. Дверь была открыта, из нее тянуло сырой прохладой, и дождь шуршал по мокрому крыльцу. Серый полусумрак белой ночи, пронизанной его струями, лежал за дверью — без конца и края.
Йерикка стоял, опираясь спиной и ногой на косяк, скрестив руки на груди. Он разговаривал — тихо, но отчетливо — с каким-то человеком: из комнаты Олег видел только его спину, обтянутую пятнистой курткой… а вот голос был знакомый. Очень.
— Значит, они в самом деле отстали, — говорил Йерикка. — Что ж, ты принес хорошее известие.
— Я был очень рад, когда меня направили сада, — тоже тихо ответил незнакомец.
— Верю, Чуж… или все-таки Славко? — судя по голосу, Йерикка улыбнулся. Олег вспомнил — Чужой! Странноватый знакомец Йерикки!
— Брось, — между тем ответил Чужой, — мы вместе росли. Зачем смеешься?
— Это я помни, — кивнул Йерикка. Чужой осторожно сказал:
— А может, ты все-таки пойдешь?.. Сновид был бы рад.
— Не сомневаюсь, — подтвердил Йерикка. — Только не хочу я… Хорошо, что увиделись. Ты теперь неподалеку будешь?
— Не я один, — обнадежил Чужой. — Вот и утро скоро, мне уходить пора… Сейчас мое время — дождь.
— Славко, — тихо-тихо, Олег едва услышал, сказал Йерикка. — Ты пойми, я и вправду не могу. Вы, конечно, большому делу служите, а я — только племени. Но это мое племя.
— Ничего, — откликнулся Чужой. — Но жаль. Таких, как ты, даже среди наших немного. Особенно в это дождливое время, серое время… Береги себя.
— Береги и ты себя, — Йерикка встал прямо, оттолкнулся от косяка. Чужой
сделал шаг с крыльца — под дождь. Струи воды вокруг него словно бы уплотнились, обрисовывая его силуэт серым контуром… пеленой… Потом этот силуэт начал ломаться, терять форму — только тень скользнула по улице.
Олег приподнялся на локте, собираясь окликнуть Йерикку, но вдруг обнаружилось, что тот трясет его за плечо.
Дождь шел, и дверь оказалась открыта, как во сне, но вокруг почти никто, не спал, ребята ходили по дому, что-то жевали всухомятку, перекликались, одевались, готовили оружие…
— Вставай, выходим, — Йерикка выпустил плечо Олега.
— Сейчас, — мальчишка сел на лавке. — А где Славко?
— Славко? — удивился Йерикка. — Какой? Мирослав, Твердислав?
— Чужой, — уточнил Олег. Йерикка засмеялся:
— Тебе приснилось что-то! Давай скорей, вся веска в горы уходит, а мы — по Птичьей к Светозарному.
