Он хотел увеличить скорость, но тут подвесной мотор заглох, повергнув его в панику. Он схватился за весла. Вставляя их в уключины, в волнении чуть не упустил за борт и, не рассчитав гребок, едва не ткнулся носом в скрывающиеся под поверхностью торфянистой воды зазубренные остатки старого мола. Поблизости не оказалось ничего, к чему можно было привязать шлюпку. Если не считать дерева, у которого стояла она. Но Спейну никак не удавалось подойти достаточно близко, чтобы ухватиться за ветку. После нескольких неудачных попыток он удалился от берега и подплыл к находившемуся в нескольких сотнях ярдов вниз по течению старому эллингу.
– В том месте, где ты держишь свою лодку, Фрэнк, – уточнил старик.
Рекальдо молча кивнул.
– Тогда я ломал себе голову, уж не привиделось ли мне все это…
Он скинул тяжелую ветровку, бросил в лодку и побежал по берегу обратно. А как только увидел ее, начал кричать и удивился, что женщина не отвечает.
– Река затопила край сада на фут или два. Несколько последних ярдов мне пришлось шлепать по воде.
Сквозь резиновые сапоги он ощутил ледяной холод. На сердце было тревожно, дыхание вырывалось короткими болезненными толчками.
– Ноги увязли в грязи, и я упал. И все время не переставал кричать – требовал, чтобы она шла в дом. Но она не двигалась, не отвечала, даже не поворачивала головы. Я протянул к ней руку – и только тогда понял, что Эванджелин Уолтер мертва. Но самое ужасное – она стояла, прислонившись к стволу. Как живая. Поэтому я и решил, что она жива. Волосы у нее прилипли к лицу, из уголка рта сочилась кровь. – Старик тяжело опустился на землю, обхватил голову руками и стал раскачиваться взад и вперед.
– А теперь крови почти не видно, – убийственно спокойно заметил Рекальдо.
– Вытер, – пробормотал Спейн. – Не сдержался. Нельзя, чтобы она так выглядела. – На его лице отразился ужас. – Я продолжал с ней разговаривать – хотел, чтобы она пошла домой, выпить чашку горячего чая. Не мог поверить, что она умерла. В душе понимал, но не хотел принять.
Старик знал, что не имел права стирать кровь и укладывать женщину на землю. Но не хватило сил оставить несчастную стоять и наблюдать, как у нее изо рта в воду падают красные капли, словно из тела истекает сама жизнь. Он качал головой и бесконечно повторял:
– У нее было красное платье.
– Скорее, не платье, а пеньюар, – пробормотал Рекальдо. – В котором часу это случилось?
– Что?
– Ты представляешь, когда ты туда попал? Когда пришвартовался к эллингу? Знаешь? Это первое, о чем тебя спросят.
Спейн проглотил застрявший в горле ком и покачал головой.
– Давай вернемся к тому моменту, когда ты ее заметил. Ты живешь меньше чем в четверти мили вверх по реке. В какое время ты отплыл? – терпеливо спросил Рекальдо. – Прикинь сколько времени потребовалось, чтобы добраться до ее дома?
Старик тревожно оглянулся; пальцы нервно теребили ухо.
– Я… – Он закашлялся. – Вылезая из лодки, я вообще решил, что мне все это почудилось – ведь было всего половина шестого.
– Господи! – воскликнул сержант. – Как ты вдруг вспомнил? Откуда знаешь?
– Благодаря часам. Откуда же еще? – с достоинством отозвался Спейн. Их разговор стал напоминать сюрреалистическую пьесу.
– Благодаря часам? Ты посмотрел на часы?
– Надо думать. А как же еще? – Старик устало закрыл глаза. – Обычно мне требуется не больше пятнадцати минут, чтобы спуститься до того места. Даже с небольшой скоростью хватило бы пятнадцати – двадцати. – Он обращался больше к себе, чем к собеседнику. – Я поднялся около пяти часов и вышел из дома в начале шестого. Мало спал. Ты же знаешь, я вообще сплю немного, – добавил он.
– Было еще темно?
– Нет. Уже начинало светать.
– Сколько времени ты обычно проводишь на реке? – поинтересовался Рекальдо.
– Три-четыре часа.
– И в этот раз намеревался пробыть примерно столько же?
– Конечно. А что?
– Просто пытаюсь реконструировать картину, – мягко ответил сержант. – Таким образом, в половине шестого ты был у старого эллинга. Верно?
– Плюс-минус несколько минут. Пять, самое большое десять.
– Боже праведный! – простонал сержант. – Ты способен остановиться на чем-нибудь одном? Половина шестого и без двадцати шесть – это, знаешь ли, существенная разница!
– Половина шестого.
– Уверен?
– Уверен.
– Что держало ее у дерева, Джон?
Старик невидяще повел глазами.
– Не знаю. Шаль. А может, веревка. Понятия не имею.
«Боже, дай мне терпения!» – подумал Рекальдо, но сдержался.
– Пошли. – Он взял Спейна за рукав и поднял на ноги. – Ты сказал, она стояла, прислонившись к дереву. Покажи, каким образом. – Сержант с каменным лицом подошел к лежащему на земле телу.
Спейн упал на колени, согнулся пополам, его плечи сотрясали судорожные рыдания.
– Я не сказал, что это была веревка. Мне показалось, что ее что-то держало у дерева.
Рекальдо оставил его на несколько минут в покое, а затем вновь вздернул на ноги.
– В таком случае, ради всего святого, не тверди мне больше о веревках. Ты меня слышишь? Ты все только путаешь! Тело привалилось к стволу. Опиралось на нижние ветви. Ты это хотел сказать?
Спейн согласно кивнул.
– Да. Выглядело так. Она словно прислонилась к дереву.
– А раньше ты видел ее в подобной позе?
– О да, очень часто. Но только по вечерам. Стояла спиной к дереву, опершись одной ногой о ствол, лицом к бухте. И, как правило, курила. Кричала мне: «Удачи, Джон Спейн! Хорошего клева!» – и заливисто смеялась. «Рыболов Спейн!» Намек на апостола Петра[6]сильно ее забавлял.
– Так ты утверждаешь, что кровь сочилась у нее из уголка рта? – тихо переспросил Рекальдо. И пока старик переваривал в голове вопрос, пристально смотрел на него.
– Да. Кровь была в уголке губ, я так бы сказал, – пробормотал он, не поднимая головы. – Нет, стекала вниз. Или так показалось из-за брызг. – Он посмотрел на воду. – Ночью прошел дождь. Наверное, это он смыл ее кровь на шею. – Спейн покачал головой. – Текла, капала… какая разница. Я знаю одно – она была мертва.
Рекальдо возвел глаза к небу, однако не позволил себе сорваться. Ему не нравилось положение, в которое он попал. Он был ближе Джону Спейну, чем кто-либо другой, и сам в немалой степени походил на старика. Спейн был чужаком с пугающим, скандальным прошлым. Он жил на отшибе, в стороне от сельской общины, которая хоть и терпела его, но не собиралась принимать и не желала считать своим.
