Я с величайшей осторожностью пробирался к первой двери, когда услышал скрип паркета.
Я застыл. Через мгновение медленно и осторожно вернулся к стене, обшитой панелями, спрятавшись в тени очередного шкафа. Я посмотрел вперед, пытаясь разглядеть в темноте хотя бы что-то. И – да, там что-то было! Фигура, несомненно – человеческая, осторожно поднималась по лестнице, где только что прошел я.
С этого расстояния сложно было сказать, кем был человек – жителем дома или злоумышленником. В любом случае я был в опасности. Я засунул руку в карман просторной куртки и достал револьвер, потом поднял потайной фонарь и собрался было отодвинуть заслонку.
Меня остановил громкий кашель. Свет звезд осветил таинственную фигуру, и стало понятно, что это миссис Саш: длинные волосы прикрывают шею, в руке – стакан молока.
Она снова прочистила горло и, не заметив моего присутствия, двинулась по коридору к комнате, которая, как я решил, была ее спальней.
Едва за ней закрылась дверь, я с облегчением вздохнул и продолжил изыскания.
В галерею выходило четыре двери. Одну можно исключить. Я с величайшей осторожностью и совершенно бесшумно приоткрыл фонарь и первую дверь. Внутри я смог разглядеть лишь смутные очертания фигур – скорее всего, перекормленных детей Саша. Мальчик лежал на спине и храпел, девочка положила руки под щеку, как ребенок с идиллической картинки.
Я вышел в коридор и осторожно закрыл дверь.
Следующая комната оказалась кладовой, где хранилось белье, я быстро пошел к третьей двери. Та была заперта.
Я наклонился к замку и вставил в него фомку. Старая дверь открылась с ужасающе громким треском. Я быстро глянул по сторонам, но звук вроде бы никого не обеспокоил.
Войдя, я подошел к стене и обнаружил, что она закрыта плотными шторами. Убедившись, что меня никто не увидит, я открыл фонарь. В комнате пахло старой кожей. Вдоль стен выстроились шкафы с книгами.
Весьма похоже на кабинет Саша.
Я осветил фонарем комнату. Луч света выхватил из темноты бюро и высокий шкаф, в котором стояли различные диковинки. Я быстро подошел к бюро и открыл крышку. Там лежало три или четыре письма, по всей вероятности – та самая, последняя почта, о которой упоминала миссис Саш. Профессор уже никогда не откроет эти конверты. Потом я осмотрел содержимое каждого ящика. Там не было ничего интересного – лишь кипы бумаг с сухими научными выкладками. Я проверил ящики на наличие потайных отделений или кнопок. Но жизнь редко когда не разочаровывает, так что ничего подобного я не нашел.
Однако, повернувшись, я заметил на столе черепаховую рамку с тремя фотографиями. На двух был профессор Саш со своей женой. Третий снимок был, по всей видимости, сделан в шестидесятых годах, и на нем в официальной позе были запечатлены четыре человека. Двух я опознал сразу – более молодая версия профессора Саша, кабинет которого я обыскивал, и его коллега Вердигри, портрет которого я изучал накануне. Следующего человека – худого и похожего на отшельника – я не знал, а вот четвертый, напротив, показался мне очень знакомым. Он сидел в инвалидном кресле, закутанный в одеяло, и хмуро смотрел на меня через десятилетия.
– Ага! – воскликнул я. Человек в инвалидной коляске перестал быть для меня незнакомцем. В мгновение ока я понял, что это сэр Иммануил Софисм, глава Королевского научного общества и обладатель самого блестящего научного ума нашего времени. Досконально известно, что он давным-давно ушел в отставку. И уехал куда-то на побережье Амалфи…
Я размышлял над этой информацией, когда до меня донесся запах горелой бумаги. Я посветил фонарем и поднес его к камину, в котором нашел почерневшие бумаги. Неужели профессор Саш решил развести огонь посреди лета? Или он – или кто-то из его семьи – уничтожил нечто компрометирующей природы? Как показывает мой опыт, в камине не станут жечь ничего, что не обладает восхитительно компрометирующей природой.
Когда дверь распахнулась и комната осветилась желтым мерцанием масляной лампы, я чуть не выпрыгнул из кожи.
– Стой на месте! – закричал огромный детина, чей силуэт я различил в тусклом свете. Около него щебетала и горестно стонала миссис Саш. По всей видимости, мне придется заняться Усовершенствованным Взломом и Проникновением. Не раздумывая, я сунул фотографию в карман куртки, прыгнул к книжному шкафу и уронил его между собой и преследователями. Потом проворно запрыгнул на кожаное кресло, разбил окно кабинета фомкой и выпрыгнул в ночь; сгруппировавшись, приземлился на газон и перекатился на ноги. Убегая со всех ног с места преступления, я слышал, как шумит прислуга, но они были чересчур медлительны, чтобы поймать старого удачливого Люцифера.
На следующее утро я наполнил себе ванну. Мне и в самом деле было пора найти кого-то на замену старому Тополу. Служба присылала горничных для выполнения работ подобного рода, но, несмотря на то, что я – один из тех, кто получает удовольствие от эксплуатации слуг, мне всегда казалось, что один незаменимый камердинер мужского пола стоит целого сонма девушек в чепцах, присутствие коих ведет в любом случае к появлению младенцев, которых подбрасывают под двери, и фотогравюр в «Полис Газетт». Я отмокал примерно час, и волосы обвивались вокруг меня, как водоросли. Думаю, Миллесу я бы в тот момент очень приглянулся![20]
Я с неохотой выбрался из ванной и прошел по голым доскам в свою гардеробную. Здесь, среди моей драгоценной коллекции великолепных нарядов, я буду готовиться к дневным трудам. Записка от Чудоу сообщила мне, что у него есть новости о моих погибших профессорах. Я посмотрел на часы, лежащие на комоде. Встреча была назначена на одиннадцать. У меня оставалось всего два часа, чтобы одеться!
К студии Чудоу я подъехал с опозданием всего на несколько минут и уже собрался было позвонить, как вспомнил, что именно сегодня он проводит уроки рисования. По пути я уже проезжал Институт механики и теперь вернулся туда – большое уродливое черное здание, спрятавшееся за низким кустарником и оградой с золотыми навершиями, – около него стоял дорогой экипаж, запряженный двумя лоснящимися лошадьми. Животные нервничали, били копытами в мостовую и потихоньку тянули экипаж вперед, несмотря на все попытки кучера натянуть поводья. Мне в ноздри ударил острый запах аммиака.
В экипаже, в великолепном уединении, прислонившись к обивке, сидел тощий лысый человек в шелковом цилиндре; его руки в черных перчатках, обхватившие трость, были похожи на сгоревшие сосиски.
– Ты что, не можешь их успокоить? – грубо сказал он. – А?
Кучер рассыпался в извинениях. Экипаж снова тронулся вперед, и лысый мужчина нахмурился. Потом достал из жилетного кармана часы размером с репу и, глядя на них, нахмурился еще больше.
Как раз когда я подошел к ступеням института, дверь открылась, выпустив на улицу вереницу дам, которые перьями в нарядах и гомоном весьма напоминали гусей из Риджент-Парка. Я приподнял шляпу, они профланировали мимо, пряча глаза и хихикая. Я почти уже дошел до двери, но тут мне навстречу вышла запоздавшая дама, и мне пришлось отойти в сторону, чтобы с нею не столкнуться.
