Глава 8
Пьетро Аретино был удивлен, когда увидел рыжеволосого демонана пороге своего дома поздним весенним вечером 1524 года. Однако его удивлениебыло не настолько сильно, чтобы забыть обычаи гостеприимства. В 1524 году гостииз вышних сфер нередко посещали дома смертных. И Пьетро, взявший за жизненноеправило ничем не выдавать своих чувств, улыбнулся своему гостю.
Пьетро был довольно крупным мужчиной. Спутанные пряди рыжихволос падали на высокий лоб. Ему было тридцать два года, и по крайней мере половинуиз них он провел так, как обычно проводят свою жизнь поэты. К тридцати двумгодам он прославился как поэт и драматург. Его стихи, полные непристойностей,однако носившие печать высокого поэтического мастерства благодаря выдающемусячувству гармонии и ритма их автора, были положены на музыку бродячими певцами.Эти песенки распевали в трактирах по всей Европе. Ни у кого не было стольострого языка, столь живого и проницательного ума и столь опытного глаза,подмечающего все людские пороки, как у Пьетро Аретино.
Маэстро Пьетро мог бы жить припеваючи только на щедрыеподарки от сильных мира сего – герцогов, прелатов, знатных вельмож, охотнорасстававшихся с десятком-другим золотых монет в качестве выкупа за своюрепутацию. «Пожалуйста, возьмите это, Аретино, будьте добры. Я восхищен вашимгением. Мы все пленники вашего таланта, но если вы задумаете написать новыйпасквиль, то – сами понимаете – мне бы не хотелось, чтобы мое имя хоть как-тоупоминалось в нем. В моем лице вы можете обрести надежного друга и покровителя», –такие неискренние излияния Пьетро приходилось выслушивать достаточно часто,чтобы они успели ему порядком надоесть.
Открывая дверь, Аретино подумал, что вот еще один посланецот какой-нибудь важной персоны стучится к нему. В тот день он рано отпустилслугу, отпросившегося на свадьбу к племяннице, и остался дома один – а значит,и дверь Пьетро пришлось открывать самому. Спускаясь по лестнице, он ухмылялся,представляя себе того, кто сейчас переминается с ноги на ногу у его порога.Однако он был весьма озадачен, увидев вместо склонившегося в почтительномпоклоне слуги высокого рыжеволосого господина с горящими, словно угли, глазами.Человек ненаблюдательный мог бы принять этого высокого незнакомца за обычногосмертного, но Пьетро Аретино был не таков. С детства его воображение пленялиобразы созданий Света и Тьмы, и сейчас в этой длинной и тонкой фигуре,появившейся на его пороге в закатный час, Пьетро внутренним чутьем угадал одноиз тех существ, о которых он много слышал, но до сих пор не встречал.
– Добрый вечер, сударь, – приветливо обратился кнезваному гостю Пьетро. Он решил быть вежливым с незнакомцем – по крайней мередо тех пор, пока окончательно не выяснит, с кем имеет дело. – Что привеловас ко мне? Должен признаться, ваше лицо мне незнакомо…
– Неудивительно, – ответил ему Аззи сулыбкой, – что мое лицо вам незнакомо. Ведь вы видите меня впервые. А воту меня такое чувство, как будто я уже давно знаю вас, и тому виною вашизамечательные стихи. В них мораль отлично уживается со смехом, что придает имособую, чарующую прелесть.
– Вы это хорошо сказали, сударь, – Пьетро былвесьма польщен. – Однако большинство людей, их читавших, говорят, что моистихи не имеют ничего общего с моралью.
– Все они заблуждаются или лукавят, – сказалАззи. – Насмехаться над человеческими слабостями и показывать вещи в ихистинном свете, как вы, несомненно, делаете, дорогой мастер, – это значитнавлечь на себя немилость святош. Ведь они всячески стараются показать в стольневыигрышном свете то, чему вы отдаете должное.
– О! Сударь, вы столь явно высказываетесь в защитутого, что люди обычно называют злом или пороком – смотря по тому, насколькошироко они мыслят…
– Ах, во всем мире люди идут на преступления и нарушаютдесять заповедей с не меньшей готовностью, чем они восходят на костры во имяИстины. Это ли не доказывает, какой силой над их умами обладает Зло? Семьсмертных грехов давно стали спутниками человека. Смертные предаются Лени кудачаще и охотнее, чем вступают на тернистый путь, ведущий к благочестию.
– Я полностью с вами согласен, сударь! –воскликнул Аретино. – Но позвольте, что ж мы стоим здесь, на крыльце,перешептываясь, словно две старые сплетницы? Зайдите в мой дом, прошу вас. Иразрешите мне угостить вас великолепным тосканским вином, которое я недавнопривез из тех мест, где его готовят.
И Аззи переступил порог дома Аретино. Этот дом – или, вернеесказать, небольшой дворец – был роскошно обставлен. Пол устилали толстыевосточные ковры, присланные поэту самим венецианским дожем.[5] Всеребряных подсвечниках горели высокие восковые свечи; колеблющееся пламябросало причудливые тени на гладкую кремовую поверхность стен. Аретино провелАззи в небольшую гостиную, украшенную коврами и гобеленами по моде тоговремени. Маленькая курильница, поставленная в углу, быстро наполнила воздухароматом сжигаемых на ней благовоний. Хозяин жестом пригласил Аззи устраиватьсяпоудобнее, и поднес ему кубок превосходного красного вина.
– А теперь, сударь, – сказал Аретино после того,как они осушили кубки за здоровье друг друга, – разрешите спросить, чем ямогу быть вам полезен.
– Точнее, – улыбнулся Аззи, – чем я могу бытьполезен вам, мой друг. Ведь вы – первый поэт в Европе, в то время как я – всеголишь скромный почитатель вашего таланта, в некотором роде меценат,покровительствующий тем, кто отдал свою жизнь служению прекрасному. Я долженоткрыть вам свой секрет: я задумал одну вещь, имеющую прямое отношение ктеатру…
– Вы не могли бы рассказать подробнее, сударь? Какогорода вещь вы задумали?
– Ну, мне бы хотелось поставить пьесу.
– Прекрасная идея! – воскликнул Пьетро. – Уменя как раз готово несколько новых безделок, которыми я забавлялся на досуге.Все они как нельзя лучше подойдут для вашего театра. Хотите, я покажу вам их?Черт, куда только запропастились эти рукописи…
Но Аззи остановил его:
– Мой дорогой мастер, я не сомневаюсь, что те пьесы,которые вы хотите показать мне, – шедевры, достойные того, чтобы бытьпредставленными самой взыскательной публике. Но мне от вас нужно совсем другое.Мне хочется, чтобы вы написали совершенно новую пьесу, в основу которой леглабы идея, давно вынашиваемая мной.
