Ван Герден терпеливо ждал.
— У Претории много дел, — наконец заявил чиновник.
— У меня срочное дело, — пояснил ван Герден.
— У всех срочное, — ответил чиновник.
— Можно ли что-нибудь предпринять? Кому-нибудь позвонить?
— Нет. Этим занимаюсь только я.
— Сколько времени на это уйдет?
— Неделя. Или десять дней.
— Я не могу так долго ждать.
— Сэр, вообще весь процесс занимает от шести до восьми недель.
— Меня уже просветили на первом этаже.
Чиновник глубоко вздохнул:
— Дело ускорилось бы, если бы у вас на руках было распоряжение суда. Или проводилось судебное следствие.
— Сколько времени займет дело в таком случае?
— День. Даже меньше. Претория очень серьезно относится к судебным предписаниям.
— Ясно.
Чиновник снова вздохнул:
— А пока расскажите мне все подробно. Посмотрим, что я смогу сделать.
Хоуп Бенеке в кабинете не оказалось.
— Она на деловом обеде, — сказала администраторша.
— Где? — спросил ван Герден.
— Сэр, вряд ли ей захочется, чтобы ей мешали.
Он смерил администраторшу — холеную дамочку средних лет — выразительным взглядом.
— Я ван Герден.
Никакой реакции.
— Когда она вернется, передайте, что я заходил. Передайте, что я хочу срочно повидаться с ней по поводу дела Смита. У нас с ней осталось всего шесть дней, но вы не соизволили сообщить, где она. Так вот, если она захочет со мной связаться, скажите, что я обедаю, не знаю, когда вернусь, но если ее подчиненным плевать на дело Смита, то и я охотно внесу свой вклад.
Администраторша медленно подтянула к себе ежедневник.
— Она в «Лонг-стрит-кафе».
Ван Герден вышел. На улице шел дождь. Он тихо выругался. На Лонг-стрит вряд ли удастся припарковаться. Рано или поздно все-таки придется купить зонтик!
— Столик на одного? — спросила его официантка, когда он вошел.
— Нет, — ответил ван Герден, обводя глазами зал в поисках Хоуп Бенеке.
Он увидел ее в противоположном углу, у стены, и направился прямо туда. Его туфли оставляли на полу мокрые следы. Она обедала с какой-то женщиной; обе наклонились вперед, сблизив головы, и явно были поглощены беседой.
— Хоуп!
Адвокат вскинула голову и, увидев, кто пришел, удивленно покачала головой:
— Ван Герден?
— Нам необходимо получить распоряжение суда.
— Я… — ответила она. — Вы… — Она посмотрела на сидящую напротив женщину. Ван Герден проследил за ее взглядом. Собеседница Бенеке была потрясающе красива. — Это Кара-Ан Руссо. Она моя клиентка.
— Здравствуйте. — Красавица протянула тонкую руку.
— Ван Герден, — представился он, пожал руку клиентке и повернулся к Хоуп Бенеке. — Придется вам вернуться на работу. Мне нужна информация из министерства внутренних дел, но на ее получение уйдет шесть-восемь недель…
Хоуп Бенеке посмотрела на него, и он увидел, что у нее на щеке снова начал проступать полумесяц; пятно постепенно краснело.
— Извините, Кара-Ан, — сказала Хоуп, вставая. — Я сейчас.
Она подошла к двери, вышла на улицу. Ван Герден следовал за ней; от злости ему стало весело, закружилась голова.
— Кто вам сказал, где я?
— Какое это имеет значение?
— Вам известно, кто такая Кара-Ан Руссо?
— Мне плевать, кто она такая. У меня осталось шесть дней, чтобы спасти наследство вашей клиентки.
— Она возглавляет отдел корпоративных связей медийной компании «Насионале Перс» — «Насперс»! И я не позволю вам разговаривать со мной в таком тоне!
— Хоуп, я понимаю, «Насперс» готов осыпать вас рандами с ног до головы. Но вы еще помните женщину по имени Вилна ван Ас?
— Нет, — ответила Хоуп Бенеке. Полумесяцы у нее на щеках краснели, как красные фонари у машины. — Вы не имеете права намекать на то, что к одним клиентам я отношусь лучше, чем к другим! Вилна ван Ас — не единственная моя клиентка!
— Зато у меня она единственная.
— Нет, ван Герден. Ваша единственная клиентка — я. И в данный момент я не слишком рада этому обстоятельству!
Он больше не мог сдерживаться.
— Мне плевать! — Он развернулся и вышел на улицу, под дождь. Остановился посреди улицы и оглянулся. — Если хотите, чтобы кто-то ради вас надрывал задницу, поищите кого-нибудь другого! Кстати… — добавил он, как будто только что вспомнил: — Что за идиотское имя — Кара-Ан?
Он прошагал до своей машины два квартала, забыв о дожде.
Мокрую одежду он швырнул в угол ванной и прошагал в спальню голышом. Открыл шкаф и начал злобно искать джинсы, рубашку и свитер. Нет, с него хватит! Уж лучше голодать. Его больше никто не использует. Ни она, ни Кемп, ни свора жирных стоматологов. Ему это не нужно. Ему на все плевать.
А кому какое дело, если у него в кармане ни шиша? Кому вообще есть какое-то дело до него? Никому. Ему самому тоже. Он свободен. Свободен! Свободен от уз, связывающих других людей. Свободен от непрекращающейся погони за всякой ерундой, от бесконечного накопления статусных символов, пустого, бессмысленного существования. Он выше этого, он свободен от предательства, мелкого и крупного, от лжи и обмана, от ударов в спину, недоверия и игр.
Пошла она!
Через какое-то время он подъедет к ее конторе и швырнет остаток выданного ею аванса на чистенький поганый столик чистенькой поганой администраторши. И велит передать Хоуп Бенеке, что ему не нужны ее поганые деньги. Потому что он свободен.
Ван Герден завязал шнурки кроссовок и встал. В доме было темно; сумерки нагоняли тоску. И еще холодно. У него дома холодно зимой. Надо как-нибудь купить обогреватель. Или построить камин. Он вышел в тесную гостиную, подошел к двери. Вот возьмет и напьется и будет любоваться на Столовую гору. А она… да пошла она!
Все они одинаковы. Совсем недавно Вилна ван Ас была самой важной клиенткой на свете, потому что до суда осталось всего семь дней — ах, надо помочь бедняжке, она шла на такие жертвы ради мужчины (как будто у нее не было другого выхода). А на следующий день самой важной клиенткой вдруг сделалась Каролина-Анна из Монако или другая какая-нибудь дура, глава Национальной дерьмовой корпорации, или как там она, мать ее, называется, а Хоуп Бенеке способна видеть только будущие денежные поступления. Все они такие. Вот чего стоит их верность!
Ван Герден закрыл дверь.
Но он не такой. Он свободен.
