— А ну давай поднимай задницу, — проворчала охранница, и в голосе ее звучало раздражение. — Успеешь еще насидеться, целый день впереди. А теперь мне надо тебя обыскать. Таковы правила.
Грета так вся и сжалась, когда женщина начала обхлопывать руками все ее тело. Плечи, груди, живот, бедра; при каждом прикосновении Грета вздрагивала, со всей ясностью ощущая, что эту систему ей не перебороть. Слишком уж она безлика, эта система. Во время обыска она не сводила глаз с побеленного потолка, не позволяла глазам снова вернуться к началу той страшной лестницы в углу.
— Ладно, все в порядке, — сказала женщина и распахнула боковую дверцу, ведущую к скамье подсудимых.
Вернувшись в зал, Грета глубоко вздохнула. Потом достала платочек и поднесла его к носу. Запах духов «Шанель» живо напомнил ей изящный интерьер гостиной дома, канделябры и богатые гобелены на стенах. Огромным усилием воли она отогнала от себя страшное видение: три ступеньки лестницы, ведущей вниз. Затем открыла глаза, провела ладонью по безупречно уложенным черным волосам. Уселась на свое место и начала оглядываться.
Репортеры о чем-то оживленно болтали, прямо перед ней сидевшие за длинными столами барристеры раскладывали толстые папки и книги по законодательству. Слева от Майлза расположился высокий аристократической внешности мужчина в парике, он сидел и слушал, что говорят ему офицер полиции и детектив сержант Хернс.
«Довольно странная парочка», — подумала Грета. Хернс, в скверном дешевом костюме и галстуке «селедкой», чуть ли не на цыпочки привставал, нашептывая что-то на ухо своему собеседнику. Тот же сидел, слегка склонившись влево, и позволял Грете видеть лишь свой профиль — длинное узкое лицо, орлиный нос. Должно быть, тот самый Джон Спарлинг, о котором говорил Майлз. Главный представитель обвинения.
Как обычно, Хернс возбужденно размахивал при разговоре грубыми руками с короткими, словно обрубленными пальцами. Грета хорошо запомнила эту его раздражающую и совершенно плебейскую привычку еще со времени самого первого допроса.
— Чтоб все между нами было ясно с самого начала, мадам, — сказал он тогда, — хочу довести до вашего сведения, полиция считает, что именно вы стоите за всем этим заговором.
— Прямо как eminence grise[1], мистер Хернс? — насмешливо заметила она.
— И не пудрите мне мозги этими вашими иностранными словечками, мадам, — огрызнулся детектив. Он всегда обращался к ней только так, «мадам», никогда не называл Гретой или миссис Грэхем. Возможно, так выучили его в полицейском колледже, где он проходил специальный курс допроса для подающих надежды детективов.
— Обвинение очень серьезное, мадам, — добавил он. — Хозяйка дома мертва, и все указывает на вас.
— А я хочу довести до вашего сведения, что вы начитались детективов, — парировала она.
В таком духе это все и продолжалось. Час за часом в душном помещении полицейского участка в Ипсвиче. Что ж, одно утешает: сегодня здесь не станут прокручивать все эти бесконечные записи допросов. Майлз сумел договориться со стороной обвинения, что перед жюри присяжных будет зачитан лишь обобщенный отчет.
Грета заставила себя вернуться в настоящее. Хернс закончил говорить со Спарлингом, последний снова занялся своими бумагами, разложенными на столе. Потом вдруг поднял голову, и на какой-то миг глаза их встретились. Прочесть выражение его взгляда Грета оказалась не в силах. Странный то был взгляд, какой-то отстраненный и одновременно понимающий, холодный и проницательный. Она даже вздрогнула слегка.
В дверь справа от судейского кресла раздался стук. И все присутствующие дружно поднялись на ноги. Дверь отворилась, впереди шел пристав, за ним следовал его честь судья Грэнджер. Совсем старик, до выхода на пенсию ему оставался год или два, однако выправка у него была безупречная, спина прямая, поступь бодрая. Парик низко надвинут на лоб, из-под него торчат седые кустистые брови. Лицо морщинистое, щеки запавшие, а вот ясные серые глаза смотрят бодро и молодо. Казалось, они принадлежат какому-то другому, гораздо более молодому мужчине, так и стреляют по всему залу, вбирая и замечая разом всех и вся, пока он, подбирая полы черной мантии, неспешно усаживался в кресло с высокой спинкой. В зале послышался легкий шелест и скрип — это все присутствующие, в том числе и Грета, снова уселись на свои места. Впрочем, сидеть ей пришлось совсем недолго.
На ноги поднялась секретарь суда, тоже в парике и мантии.
— Подсудимая, прошу встать.
Грета поднялась.
— Ваше имя леди Грета Робинсон?
— Да.
Грета старалась произнести это одно-единственное слово громко и уверенно, но подвел голос. Даже ей он показался робким и еле слышным. Нет, совсем не так хотела она ответить. Не мешало бы вспомнить, чему учил ее преподаватель дикции, перед тем как она перебралась на юг Англии. «Проекция», так, кажется, это называлось. Но в ту пору ее больше заботил акцент, надо было сменить северный говор другим, с более протяжными гласными «а» и «о», словом, начать говорить, как подобает представителям британского правящего класса.
Впрочем, ее ответ судья все-таки расслышал. Даже одарил подобием улыбки и дал понять взмахом руки, что она может сесть.
— Присаживайтесь, леди Робинсон. Садитесь. — Голос у него оказался на удивление высоким, почти женским, и впечатление это усиливалось вежливым тоном. Грубость и громкость, нет, эти качества не входили в арсенал судьи Грэнджера.
— А теперь мистер Спарлинг. Представитель обвинения медленно поднялся на ноги.
— Да, ваша честь?
— Что там у нас с залогом?
— Отпущена под залог при условии, что будет находиться по месту жительства и отмечаться, ваша честь.
— Отмечаться, мистер Спарлинг?
— Да. По средам и субботам в полицейском участке Челси.
— Что ж, не думаю, что мы должны настаивать на продолжении выполнения всех этих условий, раз процесс начался. Первого, оставаться по месту жительства, будет достаточно.
— Слушаюсь, ваша честь.
— Так, теперь еще один вопрос, который бы хотелось поднять до начала слушаний. Я видел эти фотографии.
— Фотографии дома, ваша честь? — спросил Спарлинг. — Или жертвы?
— Жертвы. Их, если не ошибаюсь, пять. И на них отчетливо видны эти ужасные раны. Так вот, не вижу никакой необходимости показывать их сыну леди Энн. Выводы, сделанные медицинской экспертизой, достаточно однозначны. Смерть наступила в результате двух огнестрельных ранений, одно в плечо, второе — в голову, причем второй выстрел был сделан с близкого расстояния.
— Все верно, ваша честь, — сказал Спарлинг. — Фотографии будут предъявлены жюри присяжных после того, как я выступлю с предварительным обвинением, и приставу вовсе не обязательно показывать их Томасу Робинсону. Тем более что по обоюдному согласию сторон он будет вызван последним.
